Кто поставил на уши Азовский банк?

Было дело до жида…

– А что на кону?
– Да так, Азовский банк катаем...

В уголовно-арестантской среде нельзя для обозначения подобной игры использовать выражение «просто так». «Просто так» в уголовном жаргоне означает играть под расплату собственным задом, то есть в случае проигрыша тот, кому не повезло, должен стать пассивным гомосексуалистом. Говорят еще: «Просто – в зад, а так – в рот». Поэтому «просто так» заменяется «Азовским банком» или словосочетанием «без интереса» («шпилим без интереса» и т. п.). На одном из сайтов пользователь Артем Грязин замечает: «Вообще с кем попало в карты лучше не играть. Хоть на спички, хоть на азовский банк».



Вспоминают игроки Азовский банк и тогда, когда не могут получить с кого-то выигрыш. Например, пользователь ibragim1947, рассказывая о тонкостях расчетов между карточными партнерами, пишет: «Используя эти нехитрые правила, ты застрахован от того, что, проигрывая, ты платишь наличные, а, выигрывая, получаешь «деньги» из Азовского банка, из которого, как знают все, игровые деньги получить невозможно». Когда один из участников обсуждения спрашивает, при чем тут Азовский банк, ibragim1947 поясняет: «Если бы ты знал, что такое «Азовский банк», то не попал бы в данную ситуацию. Синонимы: «от мертвого осла уши», «с Пушкина получишь» и так далее».

Кроме того, речь может идти вовсе не об игре и ставках, а вообще о нереальных обещаниях и баснях про бешеные барыши или ценности:

– Ты мне, змей, по делу давай расклад. Хату подломим, там и прикинем хрен к носу, а пока нехер за Азовский банк тележить!

Но чем блатному братству так глянулся именно Азовский, а не какой-то другой банк? И существовал ли он на деле, этот самый Азовский банк?

Внутри Санкт-Петербургско-Азовского Коммерческого банка. Источник: citywalls.ru

Начнем с ответа на последний вопрос. Если быть педантичными, то собственно Азовского банка в России ни до революции, ни в советское время не было. Однако на рубеже XIX–XX веков в империи действовали Азовско-Донской коммерческий банк и Петербургско-Азовский банк. Оба они объединены фигурой банкира и коммерсанта Якова Соломоновича Полякова, старшего из трех братьев Поляковых – миллионеров, благотворителей, мошенников и прощелыг. Все они заслуживают отдельных рассказов, но нам интересна личность старшего брата – того самого, которого Лев Толстой вывел в романе «Анна Каренина» под фамилией еврейского нувориша Болгаринова. Помните, Стива Облонский добивался у него аудиенции, чтобы выпросить должность, и отметился каламбуром: «Было дело до жида, и я дожидался». Вот Яков Поляков и являлся вместе со своим братом Самуилом одним из учредителей Азовско-Донского коммерческого банка, который возник в 1871 году в Таганроге и благополучно дотянул до 1917 года.

Источник: wikipedia.org

Другая история с Петербургско-Азовским банком. Курс иностранной валюты в начале прошлого века определялся Санкт-Петербургской биржей. Азовско-Донскому банку приходилось прибегать к посредничеству столичных банков для сбыта иностранных векселей, покупки и продажи процентных бумаг, переводных операций. За такое посредничество приходилось платить, и немало. Вот Яков Поляков и стал хлопотать, чтобы открыть в Петербурге отделение Азовско-Донского банка. Однако Министерство финансов для посреднических операций с Азовско-Донским банком предложило создать не отделение, а новый банк, что и было сделано в 1886 году. Именно этот банк в обиходной речи называют Азовским. К примеру, на архитектурном сайте Санкт-Петербурга о трехэтажном здании на Невском проспекте, 62 пишут: «В 1895 г. дом купил Азовский коммерческий банк, открытый крупным банкиром Я. С. Поляковым… В 1902 г. Азовский коммерческий банк был закрыт». На самом деле Петербургско-Азовский банк был ликвидирован в 1901 году, во время экономического кризиса.

Здание Санкт-Петербургско-Азовского Коммерческого банка. Источник: citywalls.ru

Так, может, именно крах банка и запечатлели в фольклоре веселые уголовники? Сомневаюсь. Вряд ли они следили за катаклизмами российского банковского дела. И почему объектом их внимания должен был стать Петербургско-Азовский банк? Ведь кризис ударил по многим подобным заведениям. В 1901 году лопнули Екатеринославский коммерческий и Харьковский торговый банки. Газеты сообщали: «Мы переживаем кризис, развитию которого не предвидится конца». На этом фоне закрытие конкретного банка не было событием выдающимся.

Тем более позже, с разорением Петербургско-Азовского банка, Азовско-Донскому банку открыли доступ в столицу. В 1903 году сюда переместилось из Таганрога его правление, а в 1906-м банк приобрел в собственность участок по Большой Морской улице. Строительство здания по проекту архитектора Федор Лидваля завершили в 1909 году, а в 1912–1913-м возвели второе здание, симметричное первому. В российской столице появился новый Азовский банк. 

Внутри Санкт-Петербургско-Азовского Коммерческого банка. Источник: citywalls.ru

Так значит, дело не в разорении? Тогда в чем? Может, в самом Азове, расположенном рядом с Ростовом-папой, одной из двух уголовных столиц России? Несмотря на свою древность и великую историю, к началу ХХ века Азов не был городом. В марте 1810 года он получил лишь статус посада Ростовского уезда Екатеринославской губернии – по нынешним меркам, «поселок городского типа». В 1885 году здесь насчитывалось всего 16 600 жителей, к 1913 году – 26 500 жителей. Возможно, о банке в такой большой деревне речи быть не могло? Тогда очевиден издевательский оттенок, который уголовный мир вкладывал в представление об «Азовском банке» как о заведении, которого нет, не было и быть не может.

Версия остроумная. Но неверная. Простое возражение: даже в посадах имперской России банки действовали, например в Нальчике, который тоже имел статус посада. Так почему же блатари выбрали именно «Азовский»?

Вмиг провертели четыре отверстия против стального замка

И тут случилось неожиданное открытие. Листая небольшой сборник «В Петрограде я родился. Песни воров, арестантов, громил, душегубов, бандитов из собрания О. Цехновицера, 1923 – 1926 гг.», я наткнулся на вариант популярной воровской песни, известной нынче под названием «Медвежонок». В ней подробно описано ограбление банка, последующий загул уркагана и его арест:

Вспомню холодную, ноченьку темную,
В легких санях мы неслися втроем.
Лишь на углах фонари одинокие
Тусклым горели огнем.

В наших санях под медвежею полостью
Желтый стоял чемодан.
Каждый в кармане невольно рукою
Щупал холодный наган.

Тихо подъехали к дому знакомому,
Вылезли, молча пошли,
Тихо отъехали сани с извозчиком,
В снежной теряясь пыли.

Двое вошли под ворота угрюмые
Двери без шума вскрывать,
Третий остался на улице темной,
Чтобы сигналы давать…

Помню, как сверла стальные и крепкие,
Точно два шмеля, жужжа,
Вмиг провертели четыре отверстия
Против стального замка…



И так далее. Длинная история. Меня же привлекло ее название – «Ограбление Азовского банка». Эту запись песни, сделанную ленинградским филологом Орестом Вениаминовичем Цеховницером, можно считать самой ранней. Но из текста ясно, что песня возникла до революции.
 

Орест Цехновицер. Источник: wikipedia.org

Речь в ней идет о Ленинграде. Но и Петербургско-Азовский, и Азовско-Донской банки не существовали уже к концу 1917 года! Другого банка с названием «Азовский» после 1917 года тоже не было. К тому же в 1918 году столицей РСФСР, а затем – СССР, становится Москва, тогда как в песне указано:

Скромно одетый, с букетом в петлице,
В сером английском пальто,
Ровно в семь тридцать покинул столицу,
Даже не глянул в окно.

Если столица, то уж точно не Ленинград, а Петербург, причем предположительно – до Первой мировой войны, ибо в разгар ее вряд ли были возможны длительные путешествия на юг и кутежи в Сухуме и Батуме, как то описано в песне. Петербург сменяется Ленинградом уже после 1924 года, когда город переименовали в честь умершего вождя мирового пролетариата.

Значит, стоит рассмотреть варианты с ограблением Азовского банка, причем до революции?

Тут не лишне вспомнить, что выражение «Азовский банк» используется не только в азартных играх. Так говорят и о попытках обвинить человека в том, чего он не совершал. Как в романе Владимира Высоцкого и Леонида Мончинского «Черная свеча»: «Какое золото?! То мокруху шьете, Георгий Николаевич, то золото. Давайте заодно и Азовский банк на меня грузите». Порою выражение «вешать Азовский банк» используется в значении «сливать» дезинформацию оперативникам колонии через «дятла» – негласного агента ментов из числа арестантов: «А лохам ментовским надо какую-нибудь байду повесить за Азовский банк, пусть нюхом землю роют, пока мы свою тему разрулим». То же, что «пустить парашу» или «повесить локш» (просторечное «повесить лапшу на уши»).

Источник: wikipedia.org

Но ведь в выражениях «вешать, грузить Азовский банк» подразумевается несуществующее преступление или событие. А если ограблению Азовского банка посвящена целая баллада, значит, факт имел место в действительности? Тогда непонятны побудительные мотивы блатных фольклористов, сочинивших присказку о несовершенном преступлении или несуществующем богатстве.

В списках ограбленных не значится

Однако никаких сведений об ограблении Азовского банка в Петербурге ни мне, ни другим исследователям найти не удалось. Хотя трудно представить, чтобы столь дерзкое преступление осталось незамеченным прессой тех лет. А может, я плохо искал? Вот ограблений филиалов Волжско-Камского банка в разных концах империи к началу ХХ века мне известно минимум три, а попробуйте откопать сведения о них!

Некоторую «информацию» об ограблении Азовского банка раздобыть все же удалось. В повести питерского писателя Владимира Корнева «Датский король» (2005) читаем:

«Террористами был зверски убит начальник  Департамента государственной полиции генерал Скуратов-Минин, за которым они охотились. Социалисты-революционеры заочно «приговорили царского сатрапа» к смерти уже давно, а тут им подвернулся повод привести «приговор» в исполнение. Бескомпромиссный генерал решил принять личное участие в публичном повешении пяти боевиков, совершивших дерзкий налет на Азовско-Донской банк с убийством молоденькой кассирши и двоих охранников-полицейских (решились на столь отчаянное дело, судя по всему, из-за того, что финансовые средства «народных мстителей» кончились и боевой террор мог бы тогда прерваться, а это путало их карты)».

Источник: labirint.ru

Увы, мы имеем дело с литературным вымыслом. Действие повести разворачивается накануне Первой мировой войны, однако Корнев мало озабочен историческими деталями. Во-первых, никакого «департамента государственной полиции» к началу ХХ века не существовало: он действовал только с 1880 по 1883 год. Затем его сменил просто Департамент полиции. Не могло быть и «начальника» Департамента полиции – глава этого ведомства именовался директором. Эту должность никогда не занимал мифический Скуратов-Минин, равно как эта таинственная личность не возглавляла и Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге. Носителя такой пышной двойной фамилии в истории России вообще не было. Той же степенью «достоверности» обладает и сообщение о теракте эсеровской партии в здании Азовско-Донского банка.

Хотя господа революционеры были, конечно, отмороженными на всю голову. Например, дерзкий налет на отделение Госбанка в Гельсингфорсе 13 февраля 1906 года провернули от четырнадцати до шестнадцати латышских национал-боевиков и финских социал-демократов, зверски убив сторожа Архипа Баландина. После этого один из преступников устроил бойню в полицейском участке: от его руки погибли комиссар и были ранены несколько других стражей правопорядка.

Филиал Государственного банка Российской империи в столице Великого Княжества Финляндского Гельсингфорсе. Источник: wikipedia.org

Можно вспомнить и о нападении на Московское общество взаимного кредита 7 марта 1906 года, когда двадцать боевиков ворвались в здание и сорвали куш в 875 тысяч рублей. Сюда же пристегнем и ограбление Тифлисского банка 23 июня 1907 года. Однако все это к ограблению Азовского банка в Санкт-Петербурге никак не относится. Это был третий по значению банк России. О налете на него раструбили бы на весь мир, но в списке деяний революционных бандитов такой «подвиг» не значится.

А может, речь идет о каком-нибудь отделении Азовского банка в провинции? Таких исторических документов нет, хотя упоминание об Азовско-Донском банке встречается в романе Абузара Айдамирова «Буря» о легендарном чеченском абреке Зелимхане Гушмазукаеве-Харачоевском (1872–1913). Здесь речь идет лишь о планах налета: «Надо ограбить и какой-нибудь банк в Грозном. Их там четыре… Первый, Азовско-Донской коммерческий банк, расположен в удобном для ограбления месте. Рядом с парком». Но автор не стал приписывать разбойнику ограбление Азовского банка: у того и так «подвигов» выше крыши.

Источник: tanci-kavkaza.ru

А вот в романе Бориса Житкова «Виктор Вавич» (1934) рассказано действительно об ограблении Азовско-Донского банка в городе, где живет один из героев, Санька:

«– Экстренное приложенье! – звонкой нотой пел мальчишка.
Санька совал пятак и уж видел крупные буквы:
«ДЕРЗКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ АЗОВСКО-ДОНСКОГО БАНКА».
И потом жирно цифра – 175 тысяч.
Санька сложил листок, страшно было читать тут, поблизости бильярдной. Санька шел, и дыхание сбивалось, и слышал сзади, сбоку: «и никого, вообразите, не поймали...», «прожгли автогеном».

Все бы замечательно, да вот литературовед Андрей Арьев отмечает: «На шестистах страницах романа так и не сказано, что это за город, равный по размаху описываемой в нем жизни хоть Петербургу, хоть Москве, но в то же время являющийся образом какой-то глухой вселенской провинции – в чем виден очевидный и эффектный умысел сочинителя». Опять фантазии. Вспомнился Азовско-Донской банк – Житков его и помянул. Кто там будет разбираться? Как и с сочинением Владимира Корнева о датском короле.

Кстати, и ставропольский литератор Иван Любенко отметился. В его романе «Следъ» читаем: «Вчера, в светлый праздник прощеного воскресения,  марта восьмого числа,  в Ставрополе произошло ограбление «Азовско-Донского Российского Торгово-Промышленного  банка», располагающегося  на Николаевском проспекте…». Увы, банка с таким названием не существовало: были отдельно Азовско-Донской коммерческий и Русский торгово-промышленный банки. Но глупо предъявлять претензии к художественному вымыслу.

Ставрополь, Николаевский проспект. 1914. Исчтоник: fotostarina.ru

В общем, нет никаких сведений об ограблении Азовского банка ни со стороны «пламенных революционеров», ни со стороны «благородного преступного мира». Да и не решилась бы ни одна уголовная банда на масштабный налет подобного рода. Здесь нужна особая подготовка, четкий план и небольшая армия дисциплинированных, идейно сплоченных боевиков. Уркаганы на подобное были неспособны. Магазин, лабаз, лавку – это завсегда. А штурм госучреждения – нет, увольте.

Варшавские воры глубоко копают

Однако есть резонное возражение. Мы разбирались с вооруженными грабежами и налетами, но песня «Ограбление Азовского банка» повествует о краже со взломом. Надо бы поискать в этом направлении.

К сожалению, и здесь нас ждет полное фиаско. Самое большее, что удалось откопать, – информация о растрате в пинском отделении Азовско-Донского банка («Русское слово» от 22 января 1910 года): «Растрата, как выяснено произведенной ревизией, достигает цифры не менее 100 000 руб. Виновник растраты, главный бухгалтер пинского отделения банка Кузнец, бежал за границу... Накануне своего бегства из Пинска Кузнец перевел 20 000 руб. банковских денег в один из Лейпцигских банков, и, приехав за границу, получил их. Из Лейпцига Кузнец, по слухам, уехал в Америку».

Источник: book.uraic.ru

К тому же есть большие сомнения по поводу «документальности» воровской баллады. «Взломать» здание Азовско-Донского банка в Санкт-Петербурге в те времена не решились бы самые «безбашенные» уркаганы. Тем более втроем. Надо заметить, что «славянские» воры не отличались искусностью в таких делах. Здесь можно согласиться с персонажем Бориса Житкова Санькой, который, прочитав о вскрытии сейфа Азовского банка при помощи автогена, рассуждает: «И не уголовщина, конечно, не уголовщина… Именно потому и не уголовщина, что прожигать. У воров специалисты-взломщики, отмычники».Да, из-за грубой работы таких взломщиков звали «медвежатниками», сравнивая с охотниками на медведей (как называют большие сейфы). Медвежатник, он на медведя с рогатиной ходит, что с него взять.

Источник: chronograph.livejournal.com

Существовала и другая порода взломщиков – «шнифферы» (от жаргонного «шниф», «шнифт»: искаженное идишем немецкое Schnitt – разрез, прорез; в уголовном арго «шнифт» также – окно, а заодно и глаз). Шнифферы принадлежали к еврейско-польской уголовной элите. На их счету и впрямь числилось несколько ограблений крупных банков. Но никто из них не отваживался ломиться в банк ни с основного, ни с черного хода, понимая нелепость такого безумного плана. А в балладе прямо указано:

Двое вошли под ворота угрюмые,
Двери без шума вскрывать.
Третий остался на улице темной,
Чтобы сигналы давать.

Между тем все крупные ограбления банков в России до революции были совершены исключительно с помощью подкопов высококлассной кастой «варшавских воров». Прекрасную характеристику этих «крадунов» дал в своих записках замечательный русский криминалист и сыщик, заведующий сыском Российской империи Аркадий Францевич Кошко: «Эта порода воров была не совсем обычна и резко отличалась от наших, великороссийских. Типы «варшавских» воров большей частью таковы: это люди, всегда прекрасно одетые, ведущие широкий образ жизни, признающие лишь первоклассные гостиницы и рестораны. Идя на кражу, они не размениваются на мелочи, т. е. объектом своим выбирают всегда лишь значительные ценности. Подготовка намеченного предприятия им стоит больших денег: широко практикуется подкуп, в работу пускаются самые усовершенствованные и весьма дорогостоящие инструменты, которые и бросаются тут же, на месте совершения преступления. Они упорны, настойчивы и терпеливы. Всегда хорошо вооружены».

А.Ф. Кошко. Источник: topwar.ru 

«Варшавские воры» остались в криминальной истории России непревзойденными взломщиками банков. И всегда это были подкопы.

В начале ХХ столетия «варшавские» совершили подкоп под крупнейший московский магазин бриллиантов Гордона и выпотрошили его подчистую. В 1911 году умелые шнифферы подрыли «Кассу общества взаимного страхования от несчастных случаев» в Варшаве.

Одно из самых громких дел «варшавских воров» – кража с подкопом из харьковского «Приказничьего общества взаимного кредита». Взломщики похитили на 2,5 миллиона процентных бумаг. Кошко так описывал место преступления: «Стальная комната банка являла весьма любопытное зрелище: два стальных шкафа со стенками, толщиной чуть ли не в четверть аршина были изуродованы и словно продырявлены орудийными снарядами. По всей комнате валялись какие-то высокоусовершенствованные орудия взлома. Тут были и электрические пилы, и баллоны с газом, и банки с кислотами, и какие-то хитроумные сверла и аккумуляторы, и батареи, словом, оставленные воровские приспособления представляли из себя стоимость в несколько тысяч рублей». Случилось это 28 декабря 1916 года, воры воспользовались двумя днями рождественских праздников, когда банк не работал, и потому до момента обнаружения преступления прошло 48 часов. Однако Кошко с помощниками сумел оперативно раскрыть преступление и взять большую часть «варшавян» при попытке продать процентные бумаги.

И что бы вы думали? Ровно через два месяца, 28 декабря 1918 года, так же был взломан банк 1-го ростовского Общества взаимного кредита. Воры распотрошили гордость делового Ростова – «Стальную комнату», изготовленную в 1899 году берлинской фирмой «Арнгейм»: огромный металлический куб из панцирной брони золингеновской инструментальной стали высшего качества, которой обшивались дредноуты. Одна только массивная дверь в «Стальную комнату» весила полтонны. Лаз длиной в несколько десятков метров вел в подвал дома напротив. В подземном ходе валялись несколько мешков с золотыми слитками и драгоценностями. Бросив золото, грабители прихватили с собой заемные билеты Владикавказской железной дороги, видимо свято веря в успех Белого дела. Ущерб оценивался в десятки миллионов николаевских золотых рублей – сумма по тем временам за гранью фантастики. По мнению историка Сергея Кисина (которое я полностью разделяю), ограбление ростовского банка организовали те же «варшавяне», что двумя годами ранее действовали в Харькове. 

Фотографический кабинет московского сыска. Источник: nick2.ru

Но подкопы подкопами, а ограбление Азовского банка в Петербурге совершить так, как описано в воровской балладе, было невозможно. Это уголовная «параша», не имеющая ничего общего с реальностью. Как справедливо отмечал Алексей Свирский в «Очерках арестантской жизни» (1894), «… арестанты – большие хвастуны. Попавши в тюрьму за мелкие кражи, они перед товарищами начинают врать всячески, рассказывать о каких-то взломах и грабежах, которые совершить на самом деле они неспособны». Вот и авторы песни убеждены, что можно спокойно ночью войти в ворота банка и взломать дверь, не привлекая внимания (это в одном из крупнейших банков Петербурга!). Они убеждены, что крупные суммы денег можно просто взять из сейфа в кабинете:
 
Фантастичность подобной истории была совершенно понятна опытным жуликам. Но обратимся опять к Свирскому: «При малейшем удобном случае арестант старается рассказать какой-нибудь случай из собственной жизни, конечно вымышленный, в котором он самого себя выставляет таким закоренелым преступником, таким отчаянным головорезом, что неопытному слушателю может сделаться страшно от одного только присутствия в камере такого страшного разбойника… Порядочному арестанту никто не посмеет сказать, что он врет, хотя слушатели и убеждены, что он говорит неправду и что на действительно отчаянный поступок он не способен. Объясняется это тем, что каждый арестант часто рассказывает о себе всевозможные небылицы; а раз он станет уличать других во лжи, то, само собой разумеется, и ему не дадут соврать. Поэтому, какую бы чушь ни порол именитый враль, все будут слушать его с большим вниманием. В этой наглой лжи арестанты-рассказчики находят для себя нравственное удовлетворение, и их самообман в этом отношении граничит часто с безумием».

Студийный портрет каторжника. Источник: golos.io

Безумный до неправдоподобия «роман», лагерная «параша», чудовищно нелепые россказни о «жиганских подвигах» – это естественные проявления уголовно-арестантского фольклора. Баллада, которая описывает мнимое ограбление Азовского банка в Петербурге, относится к тому же роду сочинений, хотя, несомненно, эту песню можно назвать жемчужиной жанра. Неслучайно она прошла испытание временем и дошла до нас во множестве вариантов, переделок, версий, обрастая подробностями уже нового, советского быта. Но нам сейчас важно не это. Мы наконец-то можем понять, почему Азовский банк в уголовном представлении связан с несовершенным преступлением и несуществующим богатством. Да как раз из-за песни об ограблении Азовского банка – о краже со взломом, которой никогда не было, и о «сработанных» деньгах, которых никто не похищал.

Оригинальное название песни со временем кануло в Лету, а знаменитое присловье осталось.