Одно из моих любимых детективных произведений – детская повесть Юрия Коваля «Приключения Васи Куролесова». Там все совершенно, начиная с первой фразы: «Что мне нравится в черных лебедях, так это их красный нос». К содержанию книги это глубокомысленное замечание не имеет никакого отношения. Но зато создает соответствующее настроение.
Вот и свои заметки я хотел бы начать примерно в том же ключе: «Что мне нравится в руководстве ФСИН, так это…». Не угадали. Вовсе не красные клювы. Хотя, судя по недавней инициативе федеральной службы исполнения наказаний, носы отдельных господ-товарищей, возглавляющих упомянутое ведомство, вполне могут иметь соответствующий оттенок. Потому что нетривиальные предложения, которые извергают чиновники нашей пенитенциарной системы, на трезвую голову родить сложно.
Итак, что мне нравится в руководстве ФСИН, так это отчаянно смелый полет его мыслей и (не побоюсь этого слова) фантазий. Казалось бы, отчебучат такое – полный атас. Ан нет! Как пел Владимир Семенович: «Круче некуда уже – а он еще!». К чему я клоню, на что намекаю? Да какие намеки, когда речь идет о судьбоносном решении исполнительно-наказующих начальников. «Нахаловка» о нем уже вскользь упомянула в материале «Мы больше так не будем…».
Понимаете, в каждом уважающем себя учреждении есть печатный и непечатный свод правил поведения. При входе в церковь мужчины снимают головной убор, а женщины должны покрывать голову платком. В ковбойских салунах посетители даже в глубоком подпитии не стреляют в дрянных таперов. В школе Соломона Кляра предупреждали:
Дамы, не сморкайтесь в занавески –
Это неприлично, вам говорат!
Это неприлично, негигиенично
И несимпатично, вам говорат!
Свои правила поведения существуют и в Федеральной службе исполнения наказаний. Они закреплены в «Кодексе этики и служебного поведения сотрудников и федеральных государственных гражданских служащих уголовно-исполнительной системы», утвержденном Приказом ФСИН РФ № 5 от 11 января 2012 года.
Спору нет, этический кодекс – дело благое. Конечно, сотрудники уголовно-исполнительной системы (по крайней мере, большинство из них) в занавески давно уже не сморкаются. Но есть другие табу, которые не лишне освежать в их памяти. На то и направлен документ, выработанный и принятый в недрах ведомства. Он основан в том числе на положениях Международного кодекса поведения государственных должностных лиц Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций от 12.12.1996 г. и Модельного кодекса поведения для государственных служащих Комитета министров Совета Европы от 11.05.2000 г.
Кодекс этики сотрудников ФСИН служит целям воспитания «высоконравственной личности сотрудника и федерального государственного гражданского служащего, соответствующей нормам и принципам общечеловеческой и профессиональной морали». А высоконравственной личности рекомендуется воздерживаться от:
«а) любого вида высказываний и действий дискриминационного характера по признакам пола, возраста, расы, национальности, языка, гражданства, социального, имущественного или семейного положения, политических или религиозных предпочтений;
б) грубости, проявлений пренебрежительного тона, заносчивости, предвзятых замечаний, предъявления неправомерных, незаслуженных обвинений;
в) угроз, оскорбительных выражений или реплик, действий, препятствующих нормальному общению или провоцирующих противоправное поведение».
В принципе все изложено достаточно ясно и возражений не вызывает. Однако в середине марта был опубликован проект внесения изменений в Кодекс этики сотрудников ФСИН. Дело житейское, как говаривал товарищ с пропеллером. Поправок этих – с гулькин нос. Чисто внутриутробная суета: чего-то добавили, чего-то убавили. Нет же, дотошным журналистам надо раздуть сенсацию. И раздули!
Внимание въедливых щелкоперов и бумагомарак привлек пункт 15, согласно которому «в случае нарушения сотрудником или федеральным государственным гражданским служащим прав и свобод гражданина сотрудник или федеральный государственный гражданский служащий приносит извинение добровольно или в соответствии с вступившим в законную силу решением суда».
Авторы поправок в пояснении растолковали: «В настоящее время в законодательстве Российской Федерации отсутствует действующая норма, устанавливающая обязанность принесения извинений сотрудниками и федеральными государственными гражданскими служащими УИС лицам, пострадавшим от противоправных действий сотрудников и федеральных государственных гражданских служащих УИС, а также их родственникам». А вот от сотрудников прокуратуры и полиции Уголовно-процессуальный кодекс РФ таких извинений требует! Чем мы хуже? – возмутились сотрудники ФСИН. Тем более что подобные изменения вносятся с целью «формирования позитивного облика сотрудников и федеральных государственных гражданских служащих» уголовно-исполнительной системы. Казалось бы, новая норма должна вызвать шквал аплодисментов. Особенно со стороны арестантов и их родственников. Однако те, с кем у меня была возможность побеседовать, в лучшем случае лишь скептически усмехались. Но почему?
Мои собеседники смысл поправок сформулировали просто: «Когда коту делать нечего…». Как бы это помягче? В общем, он начинает активно заниматься личной гигиеной.
Возражение первое, от лица «сидельцев»:
– На кой шут мне сдалось извинение «начальничка»? Ведь ясно, что оно мне же боком и выйдет. Да, бывают ситуации, когда ментовский беспредел перехлестывает через край. И что, я пойду требовать извинений у «отрядного», «кума», прапора или, прости господи, «хозяина» – начальника зоны? Я что, мозгами ляпнулся? Да они меня уроют на счет раз!
– Подожди, но ведь надо же как-то бороться за свои права, надо же призывать беспредельщиков к ответу.
– Здравствуй, дедушка Мороз! Да и сейчас существуют законы, по которым должны отвечать зоновские сотрудники, которые берегов не видят. Я или мои родаки можем возбудить по факту уголовное дело, в суд обратиться. Только обстановка за «колючкой» такая, что подобное обращение обойдется тебе дороже. В СМИ сейчас что ни день, то сообщения: то на крытке кого-то сотрудники покалечили, то на зоне заставляли по 12 часов работать за бесплатно, за «я боюсь», то десяток ментов два часа измывался над арестантом, все это сняли на видео и выложили в сеть, уроды. И что, «захар кузьмич» должен после этого выслушивать извинения от этих маньяков: «прости, что мы тебя отбуцкали, как бабай ишака»? Сделайте так, чтобы невозможно было вести себя с осужденными по-скотски! А если кто-то такие фирули себе позволит, пусть отвечает по всей строгости. Пусть каждая затрещина, отпущенная сидельцу, воздастся негодяю сторицей. А нам вместо этого предлагают греблю с пляской. Вот видите, мы боремся за гуманность. Да это не гуманизм, это онанизм.
Это точка зрения осужденного. Но есть ведь и другая сторона – сотрудники мест лишения свободы. Как говорится, у каждого Павла своя правда. А сотрудники говорят следующее:
– Ну да, бывают, конечно, перегибы. Но вы и нас поймите! Никто ведь не рассказывает о том, как зэки провоцируют нас на противоправные действия. Оскорбляют, плюются, бывает, что и ударить пытаются. А когда получают «обратку» по полной, начинают выть: вот, гады-менты нас отметелили! Так чего же ты напрашивался?
Здесь предвижу возражения арестантов: мол, сотрудники мест лишения свободы ищут себе оправданий. Вы можете вообще в страшном сне представить, чтобы «сиделец» оскорблял «мента»? Это же просто дикая ложь. Разве зэк – сам себе враг, чтобы вызывать огонь на себя?
Увы, я вполне могу представить ситуацию с арестантами-«камикадзе». Вспоминаю, как однажды к нам в секцию рукопашного боя пришел один из ребят с солидным «бланшем» под глазом. Парень невысокий, но «качок», кмс по боксу, да и ногами отлично работал. А служил в следственном изоляторе контролером. Многие тогда шли вертухаями на несколько лет, чтобы затем попасть в милицейские школы и вузы.
– Что случилось? – спрашиваем мы, указывая на синяк.
Да вот, поясняет, мы с напарником вели нескольких подследственных, один заартачился, верзила, стал корчить авторитета. Я ему говорю: хорош щеки надувать, в камере будешь колотить понты. Он разворачивается и – хрясь меня кулаком по морде! Представляете?
Представить такое прежде было бы невозможно. Но на дворе вовсю гуляла перестройка. Короче, парнишка продемонстрировал на этом мешке с дерьмом все, чему его учил тренер с многозначительной фамилией Кабанов. После этого наглеца отволокли в «кадушку» (карцер), а арестантский народ надолго притих: если коротышка такие фокусы с амбалами выделывает, то на что же тогда способны остальные?
Да, блатные нередко хамят и грязно матерят сотрудников, провоцируя на скандал, а сотрудники отвечают им сторицей, не жалея сил физических и духовных, дабы вернуть заблудших чад на путь праведный.
Спору нет: к негодяям и обнаглевшим «быкам» применять жесткие меры необходимо. Это доказывает и практика. Когда в начале-середине 1990-х по стране прокатилась волна захватов заложников (в том числе и женщин-контролеров), бунтов в колониях и прочей «экзотики», казалось, что сбить ее невозможно. Но был отдан простой приказ: стрелять на поражение. Можете вести переговоры, обещать что угодно, но на пороге должны лежать трупы отморозков. Хороший бандит – мертвый бандит. И все. Очень скоро охотников на отчаянные дела не оказалось. «Дубарь» как наглядное пособие действует впечатляюще.
Да, строгость, жесткость и даже жестокость – пока неотъемлемые составляющие режима тюрем, СИЗО и колоний. Однако каждый шаг сотрудника, каждое движение и слово должны строго соответствовать закону.
Наконец, нельзя упускать из виду мнение «третьей стороны» – обычных законопослушных граждан, обывателей. Очень многие из них требуют: хватит чистоплюйствовать! Сотрудники мест лишения свободы вынуждены каждый день с разной сволочью возиться. Иногда приходится прикрывать глаза на нормы закона. Иначе не справиться. Добро должно быть с кулаками.
Вспоминаю историю, которая произошла в 2012 году в ростовской колонии № 10. Группа офицеров оперативно-режимной службы избила осужденного, кавказца из пришедшего этапа за то, что он в грубой форме отказался сдавать гражданскую одежду и переодеваться в форменную и не отдал в стирку свою шапку. Били и руками, и ногами, а напоследок шапку засунули арестанту в рот. Все это снимали на видео, которое потом выложили в интернет. Пятеро пошли по статье 286 пункты «а, б» (превышение должностных полномочий с применением насилия и специальных средств). Максимальное наказание – десять лет лишения свободы.
Конечно, потерпевший – не овечка невинная. Намотали ему «трешку с довеском» за разбой с причинением легкого вреда здоровью потерпевшего. Мало того, попав в колонию, кавказец вел себя нагло и вызывающе.
И дело не только в конкретном осужденном. Нынче в места лишения свободы попадают как минимум не лорды. Мразей и конченой сволочи здесь более чем достаточно. О таких на зоне говорят: «наглый, как колымский пидор». А в народе – «он без звиздюли, как без пряника».
Неудивительно, что далеко не все обыватели осудили преступление офицеров. Оказалось немало тех, кто пожалел «невинно пострадавших за справедливость». Вот несколько комментариев:
«Я считаю, что этому зэку так и надо, мало ему дали, надо было побольше накостылять, не надо было «быковать». А вам не желаю даже во сне вашем встретится с этим зэком. Нормальные мужики не грабят, не убивают. А этому надо было не шапку в рот, а его вонючие носки».
«Молодцы ребята!!! Так и надо это быдло вонючее отхаживать!!! Моей сестре такая же подобная тварь, которая уже сидит за разбой, голову проломила, чтобы отобрать телефон и деньги. И нехрен защищать этого вонючего урку!!! Посадили тебя, мразь, так молча садись, я б ему эту шапку в другое место затолкал!!! А эти правозащитники задолбали уже! Вот бы им такую же урку в подворотне встретить ночью – как бы они запели!?»
«Правильно его отмудохали. Если каждое подобное туловище сотрудникам угрожать будет и свои правила устанавливать, то быстро на голову сядут и насрут на голову. Спуску не надо давать. Сотрудников жалко, за работу пострадали».
Увы, именно такая поддержка ведет к профессиональной деформации сотрудников правоохранительных органов не только в «крытках» и на зонах, но и следователей, прокуроров, работников полиции. И судей в том числе. Ведь при таком подходе вовсе не нужен профессионализм, специальные знания, навыки, изучение преступного мира и проч. Достаточно выбить показания, а виноват ли человек, неважно. Можно путем словесной казуистики подвести невиновного «под монастырь». Например, он известный уголовник. Не все ли равно, он совершал кражу или кто-то из его приятелей? Не совершил, так совершит. Все равно по нему тюрьма плачет. Постучим по почкам, всунем в зад резиновую дубинку – и еще одно дело успешно раскрыто!
Причем чем дальше, тем разнузданнее становятся подобные «стражи закона». Нынче они легко фабрикуют дела не только против людей с криминальным прошлым; под «мусорской дубинал» легко может попасть любой россиянин, даже правопослушный «премудрый пескарь».
По данным Верховного суда, до сорока процентов приговоров в России признаются несправедливыми и отменяются. И это лишь то, что доходит до высших органов и рассматривается более или менее тщательно. То есть почти половина россиян была осуждена незаконно. Или бездоказательно
А дальше человек попадает в места лишения свободы. И ничего хорошего его там не ждет. Нас долго пытались убедить, что российская пенитенциарная система семимильными шагами несется по пути гуманизации. К сожалению, жизнь доказывает обратное.
Вертухайские традиции в российских местах лишения свободы успешно поддерживались и развивались даже в самые «гуманные» годы. Физическое и моральное насилие над арестантами, их избиение и унижение – давняя национальная традиция. Ведет она начало от старорусских острогов, с царской каторги, продолжается и расцветает в ГУЛАГе, благоухает во время хрущевской «оттепели» (именно с легкой руки Никиты Кукурузного приняты такие драконовские законы в отношении осужденных, что Сталин кажется добрым дедушкой Мазаем), и вплоть до дня сегодняшнего.
Вот 1987 год, десятая колония на Гниловской. Один из арестантов сидит на корточках, красит бордюр. Рядом – ведро с белой краской. Оперативник подкрадывается и дает арестанту пинка. Тот летит, ведро переворачивается, парень испуганно вскакивает, весь в краске… Опер хохочет.
– Зачем?! – ошарашенно спрашиваю его.
– Пусть свое место знает, падло! – рыгочет опер.
Став редактором «тюремной» газеты во время перестройки, я начал поднимать в газете и такие острые темы. Меня таскали на «ковер», грозили, воспитывали, увещевали. Интеллигентный сотрудник отдела воспитательной работы, Дмитрий Алексеевич, внушал: «Саша, не витай в облаках! Это жестокий, зверский мир. Зачастую осужденный сам хочет, чтобы ему дали в морду. Это как бы проверка: настоящий начальник перед ним или размазня. Дашь слабину – они тебя растопчут». Замполит одной из колоний прямо заявил: «Если я запрещу бить зэков, у меня все офицеры разбегутся!».
Но били не только сотрудники. «Кумовья» (режимники и оперативники) набирали для себя штат «членов самодеятельных организаций осужденных» – среди арестантского сообщества такие «отступники» получали название «козлы», «красные», «вязаные» (носили красные повязки) и проч. Их ненавидели больше, чем сотрудников колоний. Этим «полицаям» из СДП – секции дисциплины и правопорядка (позднее СПП – секция профилактики правонарушений) – дозволялось избивать непокорных самым жестоким образом. Чтобы сам офицер руки не марал.
Когда я написал о таких порядках, царивших в Азовской воспитательной колонии, начальник службы исполнения наказаний вызвал меня к себя и сказал: «Все это чистая правда. Но писать об этом не смей!».
Стоп! – может сказать здесь читатель. Автор, ты заморочил голову и нам, и себе. Да, ты привел мнения и осужденных, и сотрудников мест лишения свободы, и обывателей. И у каждой из сторон есть свои, казалось бы, железобетонные аргументы в защиту собственной точки зрения. Но что ты сам думаешь? Как, на твой взгляд, изменить систему наказаний к лучшему? И вообще, возможно ли это?
У Аллы Пугачевой есть прекрасная песня с такими стихами Леонида Дербенева:
А мир устроен так, что все возможно в нем,
Но после ничего исправить нельзя.
Я это к тому, что с рецептами надо быть осторожнее. Владимир Познер часто говорит о том, что дело журналиста – не давать советы, а обозначать проблему, показывать ее со всех ракурсов. Я не совсем согласен с этим мнением, но есть в нем рациональное зерно. Самое последнее дело – бросаться из крайности в крайность. Вчера ты бил зэка в рыло сапогом, сегодня извиняешься за непрожареный бифштекс.
Одно могу сказать: недопустимо, чтобы между «жуликами» и «ментами» не было никакой разницы. Очень трудно не сорваться, находясь среди не самых лучших представителей рода человеческого. Но если не можешь, лучше уйди. Так будет честнее. Хотя сознаю, что подобный призыв – глас вопиющего в пустыне.
Всего в двадцати километрах от Ростова-на-Дону располагается небольшой хутор под названием Юдино. Здесь нет ни освещения, ни дорог, ни водоснабжения. Местные власти забили на эту деревушку и всех её жителей.
В Минобороны объяснили неожиданную проверку боеготовности Южного и Западного военных округов. Внезапность, оказывается, вполне запланирована, причем лично президентом, который захотел убедится, что полигоны на берегах и в акваториях Черного и Каспийского морей готовы к сентябрьским учениям «Кавказ-2020»
В Левенцовке летом воняют несколько объектов, так что жители уже особо и не принюхиваются. Возможно поэтому, а еще из-за удачной розы ветров, они и не заметили пожар на мусорном полигоне.
Дождь в Ростове продлился около суток. Первыми затопленными улицами оказались Извилистая, Малиновского, район Ленгородка и Привокзальная площадь. В некоторых жилых комплексах вода подтопила подземные парковки и подъезды. Точный ущерб городу и коммуникациям еще неизвестен
Веселее, чем дистанционное обучение, может быть только дистанционное поступление. Абитуриентам творческих профессий предстоит в домашних условиях создать скульптуру под надзором видеокамер и пройти онлайн-тестирование под давлением совести и некоего прокторинга
Комитет против пыток совместно с креативным агентством Zebra Hero и анимационной студией Petrick при участии «Медузы» отметили Международный день поддержки жертв пыток роликом со звездами эстрады и кино. Абсурдные полицейские истории о травмах задержанных посмотрел и послушал эксперт «Нахаловки» Фима Жиганец