Мастерство карманной тяги

Это в нынешней молодежной субкультуре выражение «пальцы веером, сопли пузырем, десны в волосьях, на зубах колючки, на ногах фиги» означает демонстративную заносчивость, наглость, «быковатость» человека. В начале ХХ века в Ростове держать «пальцы веером» было профессиональным признаком хорошего карманника-щипача. Еще во времена Ваньки Каина опытные карманники учили молодежь правильно держать пальцы «гузкой», чтобы отточенным движением ловко выудить у жертвы присмотренную вещь без «ошмалаша». Пальцы – главный инструмент щипача, их берегли и лелеяли. Еще у юного «звонка» наставники-«козлятники» внимательно осматривали руки. Если пальцы длинные, то путь в карманники или в музыканты.

Движениям и положению пальцев уделялось особое внимание. Щипач должен быть крайне осторожен и рассудителен, работая среди множества людей. Малейшее неточное движение, и можно не надеяться на снисхождение. Пойманного вора с удовольствием лупили смертным боем, а то и ломали руки – самый главный инструмент (в рабоче-крестьянской милиции были гуманее – ломали всего лишь пальцы). Поэтому шлифовка навыков велась постоянно, начиная с «воровской школы» для подростков и до самого ухода на заслуженный отдых. Найти в Ростове курящего, а тем более пьющего щипача было невозможно – рука может подвести в ответственный момент. Никогда они не наносили на руки татуировок. Это уже в советское время лихости ради недалекие карманники в зоне делали себе татуировки в виде паука или жука, что было совершенно нелепо, ибо как раз по ним любой обыватель мог опознать меченую угрозу. Зачастую работающие в приличных местах «светские» крадуны носили перчатки, оберегая руки и не давая им терять чувствительность.  

Инструмент щипача 

Следует понимать: хороший щипач – элита и «сливки» уголовного мира, его холит и лелеет сама «хевра». Несложно подсчитать. Опытный «медвежатник» может заломать одного «мишку» за несколько месяцев: требуется подготовка, сбор сведений, переезд на «клей», наблюдение, приобретение необходимых инструментов и пр. Яркие мошенники не вылезают из своих нор чаще раза в месяц. Серьезные «домушники» или «городушники» редко когда «подламывают» дома, квартиры, магазины чаще одного раза в неделю. Даже не особо разборчивые «скокари» не могут частить, ибо любой «скок» тут же увеличивает концентрацию полиции и стражников в угрожаемом районе. «Хевра» же кушать хочет ежедневно. И тут к ее услугам как раз щипачи, которые гуляют по маршруту как постовые – каждый божий день. 
 

По подсчетам профессора Александра Гурова, в среднем профессиональный щипач за месяц совершает не менее двадцати пяти карманных краж. При этом лишь в пяти случаях из ста жертвы догадываются о совершаемой у них краже. Раскрываемость же подобных краж осталась неизменной за столетия – от 1 до 15%. То есть именно ростовский щипач являлся настоящей almamaterпрожорливой Богатяновки, и его особенно берегли ее «боги» и «мазы».

Работа щипача

Василий Трахтенберг аттестует таковых термином «аристократ» преступного мира, зачастую собственно «марвихеры», «…занимающиеся исключительно кражею бумажников, покупкою тувилей, в театрах, на выставках, в общественных собраниях и т.п. у лиц, имеющих вид состоятельных, богатых людей. Большею частью уже немолодые, представительные, безукоризненно одетые, они оперируют обыкновенно в театрах, где, сидя в первых рядах, замечательно ловко совершают «покупку» у заранее намеченной ими жертвы – «прыца», пробирающегося во время антракта к проходу. Этою же кличкою называют всякого вора, совершившего несколько краж в один день и ни на одной из них не попавшегося – не «засыпавшегося».

Основной добычей ростовских щипачей были серебряные табакерки или реже портсигары («скуржавые лоханки»), золотые часы («канарейки с паутиной», «рыжие бока», «бимберы», «веснухи с висячкой», женские «бочонки» и т.п.), портмоне, бумажники или кошели («шишки», «шмели», «боковня», «поросенок»), ножи («клевое перо») или подобная мелочевка («хабур-чабур»).  

Следует заметить, что царские банкноты были гораздо больше нынешних, их приходилось держать двумя руками. Приличному человеку засаленную множеством рук «простыню» просто так сунуть в карман было непристойно, да и неудобно. Тем более монеты, которые всегда нужны при себе. О пластиковых карточках тогда можно было только мечтать. Чековые книжки, как и личный транспорт, тоже были у единиц зажиточных ростовцев.

Человеку требовалось портмоне с множеством отделений, куда могли помещаться и векселя, и чеки, и некоторые ценные бумаги. Солидные господа всегда должны были иметь под рукой пристойную сумму, дабы поддерживать на уровне «ростовские понты». 

По толщине такой «шишки», ее размерам и материалам, из которых она изготовлена, даже по манере лихо ее открывать судили о благосостоянии господина и его кредитоспособности. 

Работа карманника в эпоху Возрождения. Жорж де Латур, "Гадалка", 1633 г.

Подобный же анализ со своей точки зрения делали и щипачи, «ведя сазана» из магазина в магазин и выбирая удобный момент для его «подсекания». Обывателю свойственна безалаберность даже в таком специфическом городе, как Ростов. Человек может задуматься, быть излишне возбужденным, расстроенным, «подшофе». Женщины, перегружены заботами, детьми и собственными эмоциями. И те, и другие рано или поздно теряют бдительность. Наметанный глаз щипача тут же выделит в толпе «сазана на расслабоне» и будет «пасти» его до нужного момента изъятия ценностей. 

Щипач по кличке Архангел делился опытом: «Хорошо сейчас на воле. Ах, хорошо! Фрайера суетятся, гужуются, водочку пьют… А когда фрайер веселый, работать одно удовольствие. Он, сирота, ничего в этот момент не чувствует, не видит — сам в руки просится! Бери его за жилетку и потроши по частям. Я завсегда, как только подпасу приличного сазана, в глаза ему смотрю. Внешность изучаю. Ежели он навеселе — значит мой! Ежели, наоборот, нервный, злой — стало быть надо поостеречься. Злой — он трудный для дела. Чутье у него, как у собаки. Тут особая психология, это проверено давно!».

В 1892 году в Ростове блистали двое «шишбал»-малолеток – шестнадцатилетний Хрисанф Шевцов и девятнадцатилетний Сашка Крутиков. У одного к своим годам было уже три отсидки, второй с четырнадцати лет вовсе не вылезал из «дядиной дачи». Шевцова в «хевре» привечали как знатного «трясуна». Шкет работал под немого. Якобы для привлечения к себе внимания слегка тряс жертву за пиджак или пальто, либо прижимался к ней, резкими и точными движениями выбивая из кармана «шмеля». 

Кража кошелька у монаха. Питер Брейгель старший, 1568 г.

Крутиков предпочитал в толчее давать фраеру легкий пинок сзади, чуть пониже бумажника, в случае если тот был расположен в заднем кармане брюк. Пинок постепенно выдавливал кошель из кармана. При этом вор постоянно держал на виду руки, чтобы жертва не могла ничего заподозрить. Но как только кончик портмоне высунется из кармана, Сашка средним и указательным пальцем в виде латинской буквы Vцеплял его и останавливался, ожидая, когда фраер сам уйдет от собственных денег. 

Каждый начинающий «крадун» в курсе, что у прилично одетого «костюмированного» господина девять карманов. Если тот настолько приличен, что носит жилет, то их уже тринадцать. Не все они удобны даже для ловких рук щипача, да и не все используются хозяином. К примеру, внутренние карманы пиджака и верхние карманы жилета труднодоступны, а вверху жилета редко что полезное можно было разместить. 

Любимыми карманами щипача являются задний в брюках и, как ни странно, внешний нагрудный в пиджаке. Из заднего можно нежно «дернуть лопатник» одними пальчиками, не прикасаясь к телу жертвы («без ошмалаша»). Если без «ошмалаша» никак не получается, карманник едва заметно касается внешней стороной руки тех мест одежды потенциальной жертвы, где может находиться портмоне. Левша как правило предпочитает правый карман одежды, правша – левый, после чего уже выбирает нужный для него вариант «выначивания шишки».

Из нагрудного легче вырвать, к примеру, платок, не меняя положение локтя руки и отвлекая другой рукой внимание фраера. В этом случае щипач становится лицом к лицу с жертвой. Ей задается вопрос, одна рука указывает направление ее внимания, другая же тем временем либо «тырит» платок, либо сдергивает из жилетного кармана расстегнутого пиджака «скуржавые бока» (золотые часы). 

Не следует думать, что «золотая тырка» (чистая кража) платка совсем уж бесполезное занятие. На начало ХХ века стоимость одного платка в Ростове составляла от трех до пятнадцати копеек, в зависимости от материала, в то время как на мануфактурах ежедневный заработок не превышал одну копейку. Просто именно платки были излюбленной добычей для «шишбал» – их носили в наиболее доступных для воров местах. К примеру, за обшлагами мундирных рукавов или в задних карманах кителей. 

В этом смысле как раз внешние пиджачные карманы более неудобны – в них сложно что-то положить владельцу, с тем чтобы карман не оттопыривался. 

Из боковых карманов просто так «выначить» содержимое затруднительно. Необходим сообщник, который должен отвлекать внимание жертвы и мешать ему сконцентрироваться на своих вещах. Когда «ассистент» вступает в дело и завязывает разговор с фраером, другой щипач большим и указательным пальцами, глядя в сторону, несколько раз подтягивает складки ткани вверх, пока содержимое само не попросится в руки. 

В 1894 году в ростовском саду и кафешантане «Палермо» частенько появлялся благообразный пан «с брадою непокорной», представлявшийся шляхтичем Размысловичем. При нем были безукоризненные манеры и паспорт, выданный мещанской управой города Лида. Пана нередко видели на так называемых «задельях» и «уборках», что на байковом языке означало театры, маскарад, выставки, церкви, свадьбы, похороны, народные гуляния и т.п. То есть там, где собирается множество народа, увлеченного каким-либо зрелищем, выставляющим напоказ свои ценности и ослабляющим бдительность по отношению к ним же. На погребении чуткий пан не стеснялся всплакнуть и прильнуть к родственникам усопшего, утешая безутешных. На «машкерадах» выяснялось, что пан Размыслович несколько близорук – он максимально близко подходил к почтеннейшей публике, лорнируя ее в упор. В любимом «Палермо» частенько изображал так называемый «собачий поцелуй»: будучи прилично навеселе клал голову на плечо собеседнику, всем шляхтинским телом закрывая его от других посетителей. И лишь потом люди замечали пропажу тикающего «бимбера» или кожаного «шмеля». Полиция взяла пана с поличным, опознав его как знаменитого ростовского щипача Абрама Размиловича, более известного под кличкой «Абрашка-Петербургский Петушок». Прокукарекал он впоследствии в подробном списке воров в справочнике Василия Лебедева.  

Инструмент вора

Его практикой прекрасно пользовалась шайка карманников-«халтурщиков», работавших исключительно на многочисленных ростовских кладбищах. Андрей Федоров, Козьма Некритов, Степан Кочетков, Григорий Тимошенко, Варвара Астахова настропалились под видом сочувствия поднимать с могил убивающихся от горя родственников усопших, беззастенчиво обчищая их карманы. В такие моменты мысли жертвы витали далеко от юдоли скорби, и спохватывались они, как правило, только на поминках. Вспомним, как в августе 1913 года лихо «ломанули» у купца Николая Парамонова «бимбер с висячкой» во время похорон помощника капитана «Петра» Митропольского. «Халтурщики» действовали по той же схеме.

Профессиональный щипач Мишка Токарев, проживавший в самом центре «квартала страстей человеческих», на Черняевской,17, предпочитал работать с «каней» – толченой канифолью, которую они при совершении карманной кражи берут на пальцы для того, чтобы «выначиваемый» предмет не выскользнул из руки. В иных ситуациях «каня» нужна была Мишке, чтобы незаметно посыпать ею на плечо жертве, а затем любезно помогая ей отряхнуться. Пока фраер с благодарностью принимал помощь, Мишка успевал «дернуть бимбер».
 
Частым способом усыпить бдительность жертвы для щипачей было игриво закрыть сзади глаза ладонями с вопросом «угадай, кто это» или открыто кинуться ей на шею: «Привет, земляк, как поживаешь?». Обниматься-целоваться, хлопая по плечу. Когда выяснится, что это не «Акимушка-Софронушка-Касьянушка», вежливо извиниться, мол, обознался, бывает. Фраер похихикивает над раззявой, не догадываясь, что тот уже гладит у себя в кармане стыренный бумажник. 

Впрочем, можно было отвлечь жертву неожиданным вопросом. В 1910 году популярным способом для этого было подойти к фраеру и спросить: «Ты видел комету Галлея? Хочешь покажу?». О комете слышали все, об этой диковинке писали ростовские газеты, но видеть ее по необразованности мало кто мог. И пока сообщник щипача тыкал фраеру в загадочные небеса, карманник спокойно делал свою работу. 

Константин Сапрыкин по кличке «Кирпич» в исполнении Стаса Садальского

От сообразительности сообщника-«затырщика» много что зависело. Обычно ростовские щипачи предпочитали работать командой – 2-4 человека. Первым на поле боя выдвигался «обмерщик». В его задачу входил «ошмалаш»: понять, кто из «грачей» при деньгах и где они находятся. Главным в бригаде считался «тырщик» – собственно карманник или, как их называли в Ростове, «торговец», «купец». Они шли не воровать, а «торговать». Первый его «ассистент» – «притырщик» прижимал жертву к «тырщику». Тот, «срубив шмеля», молниеносно передовал добычу «затырщику», а тот запускал ее еще дальше – «перетырщику». Уследить за третьими-четвертыми уркаганскими руками жертве было практически невозможно. В результате обворованный господин хватал за воротник «честнейшего парня», который недоуменно выворачивал собственные карманы, демонстрируя публике свою непричастность. Но именно на «затырщика» ложилась обязанность отвлекать «фраера» невинной просьбой, возгласом, мольбой, провокацией скандала, просто «случайным» толчком локтя и т.п., дабы тот хоть на миг утратил бдительность. За это он получал треть будущего «слама»-добычи. 

Действующий в одиночку щипач часто работал с помощью «марафета» или «ширмы» – держал в руках большой букет цветов, плащ, пиджак, пакет, из-под которого ему удобно было манипулировать с одеждой или сумочкой жертвы (отсюда их название «ширмачи», работающие под «ширмой»). 

Были умельцы, которые мастерили деревянную руку в перчатке или в гипсе, маскировавшую действия настоящей. При этом вторая уже живая рука сжимала газету или размахивала ею, отвлекая внимание фраера» Таковым был известный ростовский карманник-гастролер Мовше Израильский, стаж «карманной тяги» которого превышал тридцать лет. Ловкач Мовше повторял известный трюк, который описывал еще в XIXвеке в книге «О воровстве-краже по русскому праву» ученый-правовед, профессор Киевского университета Леонид Белогриц-Котляревский. Он писал об отечественных карманниках, демонстрировавших класс начинающим коллегам: «они показывали ученикам своим тут же на площади, с какой ловкостью надо это сделать: вынимали у проходящих из карманов табакерку, нюхали табак и клали ее снова в карман проходящему, а тот шел, ничего не замечая». Мовше же вынимал у фраера портсигар, доставал оттуда папиросу, прикуривал и клал портсигар обратно.

Джордж Баррингтон, британский вор-карманник и каторжник

Уже в преклонном возрасте его последний раз задержали в театре Асмолова 19 февраля 1914 года, где тот присутствовал на лекции известного публициста и историка Венедикта Мякотина о декабристах, попутно помогая сообщникам освобождать карманы публики от лишнего груза. Увы, по возрасту уже в качестве «затырщика» – руки не те, глаза не те. Зато кошелек доктора Кернера с 240 рублями и двумя векселями на 900 рублей тот успел передать «перетырщику». Подельников Мовше, понятное дело, не сдал. 

В 80-х годах XIXвека ростовская полиция с ног сбилась, разыскивая шайку карманников, практически затерроризировавших обывателей. Дня не проходило, чтобы в полицию с бранью не шли с разрезанными карманами, дырявыми сумками, пустыми ридикюлями. Причем по почерку было понятно, что действует именно шайка, а не многочисленные ростовские щипачи-одиночки. Пострадавшие были везде: на Старом базаре, в Городском саду, в театре Асмолова, на пароходной пристани, железнодорожном вокзале, кладбищах, на Садовой, Пушкинской, в магазинах и пр.

Общая сумма похищенных ценностей и ценных бумаг исчислялась десятками тысяч рублей. Только в мае 1884 года в Ростове было совершено более тридцати крупных карманных краж, не считая мелочи: у купца Копылова похитили ценностей и бумаг на три тысячи, у Ященко – деньгами три тысячи, у Наума Ульянова и Петра Вейрмана – золотые часы с цепочкой, у мещанина Бербера – на общую сумму до 2,5 тысяч, у Павлова – бумажник с 560 рублями. При перенесении Аксайской иконы Божьей матери Одигитрии 6 мая 1884 года шайка вовсю повеселилась – полиция подсчитала сумму украденого у благочестивых богомольцев сразу на 3,7 тысяч. У крестьянина Максима Зайцева бумажник с тысячей рублей вытащили уже у собора. Сам потерпевший полиции сказал, что он очень боялся карманников, в собор даже не входил, а стоял у него с казаком Часловым и постоянно придерживал карман с бумажником. Но когда понесли икону, один из незнакомцев отделил его от казака. Когда же Зайцев поднял руку, чтобы перекреститься, а затем опустил, то в кармане ощутил предательскую пустоту. 

29 января 1886 года по окончании Харьковской Крещенской ярмарки нахичеванский купец Степан Чалхунов выехал вечерним поездом в Нахичевань. На ярмарке продал партию овчины на 30 тысяч рублей. Деньги почте не доверил, вез при себе в трех потайных карманах жилетки – один под спиной, два под боками (в левом 10 тысяч, в правом – 200 сторублевок). Сверху натянул пиджак и шубу для спокойствия. Опасаясь карманников, сел в вагоне ближе к свету с приятелями Николаем Лазаревым и Юрием Рубановым. Но чего греха таить, все с ярмарки, приняли, конечно, по маленькой. Потом еще. К ним в купе подсели приличный молодой человек и мальчик 12-13 лет. Приятели с устатку прикорнули, купец тоже. Проснулся уже под Славянском. Ощупал себя – правый карман разрезан, деньги исчезли. Мальчика с господином след простыл – вышли в Лозовой. 

Работа вора-карманника. Иероним Босх, "Фокусник", начало XVI века

Полицмейстеры Федор Нордберг и Иван Зайцев волосы на головах рвали, чехвостя подчиненных на чем свет стоит. Но приставы не могли взять след, а платные стукачи просто разводили руками – не наших работа. Что наталкивало на мысль о залетной бригаде с хорошей дисциплиной и опытным «мазом» во главе. Подкреплялась догадка еще и тем, что ворованное шайка очень грамотно сбывала не через «блатер-каинов» Богатяновки, где «залетных» быстро бы сдали полиции, а через барыжный мусоропровод «Окаянки», «Полтавцевки» или «Гаврюшки». К тому же широкий ареал деятельности доказывал, что конкретного объекта эксплуатации у шайки не было – она действовала и на железной дороге, и на пароходах, и в трамваях, и в театрах, и на базарах. То есть должна была переходить дорогу специализированным щипачам, значит, своей территории не имела. А если так, то это могло быть делом рук исключительно «залетных», причем надолго осевших в Ростове. 

Ну а поскольку ростовские «боги» территорию им не нарезали, можно было ожидать, что свои босяки чужаков сдадут. Так и получилось. «Залетных» вычислили конкурирующие щипачи Дмитрий Попов (сын коллежского регистратора), мещанин Лазарь Эдельштейн и «шишбала» Меер Гофман, которые дали наводку полиции.

Шайку накрыли в притоне некой «Аннушки». Главарями неуловимой шайки оказались известный железнодорожный вор Зельман-Шендер Копелянский (мещанин города Борзна Черниговской губернии) с женой Лией и заслуженный карманник Фишель Дорман. Личности любопытные. Дорман был щипачом-гастролером и одно время работал с самой Сонькой Золотой Ручкой, предоставив ее людям собственный дом в Орле под притон. С Копелянским сошелся на совместной «работе» в Москве, когда оба чистили карманы раззяв-москвичей на годовщине коронации Александра IIIв 1883 году. Тот с супругой погорел на подделке векселей, но опять же обоих сдали свои. Дорман стал у Копелянского «затырщиком». К делу привлекли еще одного железнодорожного вора Герша Фридберга, Семку Толстинова (он же Блюмерг, Богданов), который прогремел по Белокаменной после кражи 90 тысяч у надворного советника Федора Неронова, проворовавшегося на военной службе и отданного в арестантские роты беглого солдата-кантониста Зоруха Рака и минского мещанина Янкеля Бамме. Ватага была под стать друг другу – прохиндеи еще те, но в столицах уже «засвеченные». Решили перебраться к теплому Югу, где и обороты изрядные, и полиция традиционно гораздо коррупционнее столичной. 

Всего в Ростов прибыли около двух десятков карманников, решивших от греха подальше не «светить» и исключить контакты с местной босотой. Шайка супругов Копелянских-Дормана базировалась в надежном притоне, а на охоту выходила сначала на Старый базар. Пользуясь своей многочисленностью, менялись одеждой, чередовали появления, дважды подряд в одно место не заходили, дабы не примелькаться. Но когда попадались, Копелянский не скупился и тут же совал городовым «барашка в бумажке» (от 50 до 200 рублей за освобождение). За четыре года не было случая, чтобы кто-то отказался. Вспомним грошовые оклады полиции конца позапрошлого века и громкое коррупционное дело приставов 2-го и 3-го участков Николая Пушкарева и Василия Зайцева.

Воровка-карманница, Иоган Лисс, 1616 г.

Иными словами, если бы не «внутреннее расследование» Богатяновки, так бы и осталась залетная шайка неуловимой для полиции. 

Особенную активность ростовские щипачи проявляли в трамваях, где при толчее работать было достаточно легко. Это называлось «щипать на халдыговине». Кондукторы специально следили при посадках пассажиров на остановках Соборный, Николаевский, Таганрогский – излюбленных местах работы воров в окрестностях Старого базара. 

В сложных случаях щипачи прибегали к помощи остро заточенных монет, колец, бритв, ланцетов, скальпелей, миниатюрных лезвий, вставленных в браслеты или перстни («хирурги», «мойщики», «писаки»). Они точным движением надрезали карман снизу, чтобы портмоне выпало им сразу в руку. Именно по «почерку писак» их определяли в полиции, различая надрезы сумок углом, «письмом» (крест-накрест), сбоку, снизу («цыганский способ»). Из приоткрытых сумок, ридикюлей, оттопыренных карманов добычу тащили рыболовными крючками, пинцетами, спицами, медицинскими зажимами. Цепочки щелкали миниатюрными кусачками.

Александр Гуров среди карманников выделял в первую очередь тех воров, которые специализировались на кражах с применением технических средств. На второе место он ставил «ширмачей», на третье – «рыболовов» и «крючочников», на четвертое – босяцкую мелочевку, вроде «сумочников» и «верхушечников», коими в Ростове выступали базарные «халамидники» и «портяночники». 

С помощью таких приспособлений в 1918 году был украден кошелек на ростовском вокзале у командира Дроздовской дивизией Добровольческой армии полковника Антона Туркула. 
Целую плеяду выдвинули безногие инвалиды-карманники. Известно, что полноценному человеку несколько совестно смотреть в глаза убогому, и он поневоле, как бы виновато отводит от него взгляд. Именно этого мнимому или реальному инвалиду и надо – дергая за рукава и штанины жертвы, как бы прося подаяния, щипач дергает и за золотые часики-«стукалы», которые начинают «стукать» уже в его рукаве. Никому же в голову не придет потом обыскать бедного инвалида. В послевоенном Ростове у такого вот безногого инвалида, случайно попавшегося на краже, в доме милиционеры обнаружили ведро украденных золотых часов. Тогда в городе особой известностью пользовались щипачи Левка Жид, Вовка Сильва, Володя Кузнец, Гомошка, братья Василий и Александр Шумаки.

Луиза Муайон, XVIII век

Ростовчанин Витольд Абанькин, известный диссидент, отсидевший в лагерях двенадцать лет, рассказывал: «Мне… вспоминается такой случай. Сидят уголовники в камере, играют в карты на столе. А карты запрещены. Менты увидели это в глазок. Раз! Врываются – карт нет. Обыск в камере делают – нет колоды. Выходят и снова в глазок: зеки уже опять раскладывают.

Надзиратели врываются мгновенно – карт нет. Догола раздели уголовников – нет карт. Выходят – те снова за свое. И тогда один из ментов взмолился: «Ребята, скажите, куда вы их прячете?» Те ему в ответ и говорят: «Достань карты из своего кармана». И тот достал. Они же карманники-профессионалы!». 

Впрочем, «ростовские понты» диктовали «щипачам» и собственные «прынцыпы».

Ростовчанин Валерий Александровский рассказывал, как еще в 50-х годах, будучи студентом строительного института, еле подцепился в переполненный трамвай, одной рукой держась за поручень, другой прижимая тубус с чертежами. И тут же почувствовал, как чьи-то проворные пальцы шарят у него в заднем кармане брюк. Он повернулся и одними губами прошептал: «Студент». Пристроившийся сзади невзрачный на вид молодой человек, отвернувшись в сторону, мгновенье подумал и тут же потерял к его карману интерес. Выйдя на своей остановке, студент обнаружил в только что пустом кармане измятую «гуманитарную купюру». Привет от щипача. 

В начале мая 1919 года в ростовском трамвае был украден бумажник у бывшего полицмейстера полковника Михаила Иванова. Того самого, давшего след по делу об ограблении Первого Общества взаимного кредита. Богатяновка полковника уважала за профессионализм и по-своему ценила. 5 мая на имя помощника начальника уголовно-розыскного отделения Осипова принесли пакет. В нем лежал кошелек с 1,5 тысячами рублей в адрес Иванова с подписью «Карманники». 

Впрочем, через год щипачи в центре города ловко «стырили» часы у только прибывшего в Ростов нового главы Донугро Ивана Художникова. Вернуть ему часы никто уже не подумал. Времена изменились, а с ними и воры.