Нельзя фальшиво тележить за Азовский банк

- Вы консультировали создателей нескольких российских фильмов, снятых на уголовную тематику. Насколько легко работать с киношниками? Прислушиваются ли они к вашим советам?

Ну, проблемы, конечно, были. Порою серьезное непонимание. Но я не обсуждаю публично свои взаимоотношения с работодателями. Хотя однажды была такая «непонятка». Во время работы над одним известным сериалом я высказывался резко по многим сценам, а потом на одном из ресурсов вышла разгромная статья по этому самому сериалу, где чуть ли не буквально повторялись мои суждения и даже мои формулировки. Видимо, просто мысли сошлись. Но создатели решили, что статья – моих рук дело. Как говорится, «инок Пафнутий руку приложил». 

Вот сейчас выходит сериал «Декабристка», я его тоже консультировал и местами редактировал. Могу сказать, что поработали мы очень хорошо, я доволен сотрудничеством с Юрием Любинским и творческой группой.

- В своих поэтико-прозаических произведениях на уголовную тематику вам приходилось «тележить за Азовский банк» или вы строго придерживаетесь фактуры?

В художественных произведениях, конечно, присутствует определенная доля вымысла. Однако удача, успех рассказа, повести, песенного текста и проч., безусловно, зависит от правдоподобия и достоверности языка, деталей, ситуаций и многого другого. Я прекрасно знаю, как реагируют люди из криминального мира, из мира арестантского на большую часть сериалов, фильмов, книг «из жизни уголовников». То есть на те произведения, которые сляпаны на скорую ногу и авторы которых наворачивают всякую ахинею. А вот народ, далекий от реалий преступного сообщества и от быта «сидельцев», воспринимает на ура подобную муру, и это отвратительно. Ему скармливают суррогат вместо натурального продукта. Фальшивить нельзя. Не надо браться за то, чего ты делать не умеешь. 

- Сегодня с экранов кино и ТВ люди всех полов, возрастов, имущественного и политического статуса пытаются сомнительно «ботать по фене». Или «ходить по музыке», как говаривали «до исторического материализма». Что это, на ваш взгляд, – кич, демонстрация «крутости», скудоумия, бескультурья или примета времени?

Скудоумие, бескультурье и желание потрафить публике и есть примета времени. Одно другому не противоречит.

Александр Сидоров на своей литературной кухне, 2019 год

- Тюремная литература еще со времен офеней стала целым жанром российской словесности. Можете вы назвать ее лучшие образцы среди писателей, поэтов, музыкантов?

Если нырять глубоко, то для начала вспомним Матвея Комарова – «Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, всей его жизни и странных похождений», это конец XVIIIвека. С точки зрения художественной – не ахти что, с точки зрения познавательной, информативной – несомненно, интереснейшая вещь. Достоевский – «Записки из Мертвого дома», мемуары писателя о пребывании в каторге. Всеволод Крестовский – «Петербургские трущобы», опять-таки роман слабый, но глубоко достоверный с точки зрения бытописания петербургского «дна». Конечно, Петр Якубович – «В мире отверженных», мемуары народовольца, который, как и Достоевский, прошел каторгу. Несомненно, Влас Дорошевич – «Сахалин» (переиздавался также под названием «Каторга»). Блистательное произведение блистательного автора! Яркое, точное, подробное, увлекательное. В сравнении с ним чеховский «Остров Сахалин» – невнятная, унылая жвачка. Не рекомендую. 

Что касается века двадцатого, тут побогаче и поинтереснее будет. Главным образом я имею в виду советское время. Двадцатые годы – это мемуары каторжан-революционеров. 

А вот в тридцатые отмечу великолепного Льва Славина с комедией «Интервенция». Именно с его легкой руки по всей стране пошла гулять эпидемия одесского языка. Хотя ради справедливости замечу, что первой ласточкой стали, конечно, Ильф и Петров, а также Исаак Бабель. Нельзя упустить замечательную книгу Ивана Солоневича «Россия в концлагере» и его брата Бориса Солоневича «Молодежь и ГПУ». Кстати, огромные пласты крайне ценной информации можно почерпнуть в печально знаменитом сборнике «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» 1934 года. 

В шестидесятые годы появляется целый ряд мемуаров лагерников, но все же самое яркое пятно – «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Говорю об этом, несмотря на мое резко отрицательное отношение к этому нобелиату и его «Архипелагу ГУЛАГ» (который тоже серьезное явление в русской литературе, хотя минусов у этого романа намного больше, чем плюсов). На меня огромное впечатление произвел Андрей Донатович Синявский, особенно «Голос из хора» – собрание многоголосицы зэковских реплик, песен, наблюдений писателя, который отбывал срок за «колючкой». Феноменальный Варлам Шаламов с его «Колымскими рассказами». Сергей Снегов – мы его знаем больше как советского фантаста, но мне ближе его лагерная проза с сочным, жутковатым юмором. 

Замечательны воспоминания соловчан – Дмитрия Лихачева, Бориса Ширяева – его удивительная «Неугасимая лампада».

Высоцкий и Мончинский – «Черная свеча», Михаил Демин – «Блатной», Екатерина Матвеева – «История одной зэчки», «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург. Безусловно, потрясающий двухтомник «Справочник по ГУЛАГу» француза Жака Росси (больше четверти века провел в сталинских лагерях). Валерий Фрид – «Записки лагерного придурка». А «Черные камни» Анатолия Жигулина и его замечательные стихи! А стихи Юрия Домбровского! А Лев Копелев – «Хранить вечно», Лев Разгон – «Непридуманное»…

В новом тысячелетии – мемуары Андрея Кудина, Алексея Павлова и многих других авторов. И это лишь сотая, если не тысячная часть того, что мне довелось прочесть. Меня надо просто останавливать, поскольку невозможно объять необъятное. 

- Вы ведь тоже не чужды песенному ремеслу. У вас есть песни, которые исполняют известные шансонье, к примеру Михаил Шуфутинский.

Да, он исполняет «Романс про Изю Шнеерсона» на мои стихи. Я, правда, попал на тот период, когда он стал отходить от уголовного шансона. Поэтому Михаил Захарович не рискнул взять несколько других стихотворений, в частности,  стихотворение «Паучок». Песни на мои стихи лагерной тематики исполнил позже Александр Заборский, а также ростовский композитор и исполнитель Михаил Волош.

- На ваш взгляд, «каторжная тема» сегодня еще популярна у широких слоев читателей-слушателей или она уже уходит в Лету? 

Популярна и останется таковой. Она была популярна всегда, даже когда ее полузапрещали. Например, в 1950-е – 1970-е годы. Это же был расцвет «тюремной» песни, как классической, так и авторской. 

- Верите ли вы в целительную силу пенитенциарной системы? Способны ли люди там измениться в лучшую сторону или хотя бы выбрать для себя иную стезю, кроме уголовной?

- В целительную силу нашей пенитенциарной системы я не верю. Хотя примеры исправления людей есть, но это, скорее, исключение. Выбрать другую стезю «бывшие», конечно, могут, но большей частью это те, кто далек от профессионального уголовного мира. Или те, кто сломан тюремной системой.  Такие люди не исправлены, они сломаны и растоптаны. Кого-то жаль, кого-то –  не очень, кого-то совсем не жаль. Но искалечить в любом случае не значит исправить.