От бекаса до охнарика: русская история в окурках

Офицеры, офицеры, ваш окурок – под прицелом…

Начнем с «бекаса». В свое время это название окурка было очень популярно. Старые зэки, а за ними и некоторые языковеды связывали этот жаргонизм с прокладкой Беломорско-Балтийского канала имени Сталина (1931-1933). Пестрый каналоармейский народ («бытовики», уголовники, «кулаки», бывшие дворяне, церковники и т. д.) вместо «Беломорско-Балтийский канал» стал использовать аббревиатуру ББК («бэ-бэ-ка») или БК. Позже в честь завершения строительства появились папиросы «Беломорканал». К ним также прилепилось «БК» («бэ-ка» звучит почти как «зэ-ка»). Это действительно так и подтверждено множеством мемуаров.

А вот дальше мы уже ступаем на зыбкую почву. Некоторые утверждают, что вскоре по созвучию с «бэ-ка» папиросы «Беломорканал» стали называть «бекас», и тут же родилось словосочетание «стрелять бекасов», то есть просить покурить.

Вроде бы есть некоторые основания и для подобной версии. Еще до революции «стрелять» на уголовном жаргоне значило «просить милостыню». Известно оно с XIX века. Во всяком случае, его можно встретить, к примеру, у Александра Куприна в сборнике «Киевские типы», очерк «Стрелки» (1895-1897 гг.):

«Существует в Киеве несколько полуофициальных и даже совсем неофициальных ночлежных домов, называемых «постоялками»». В нижнем этаже такой «постоялки» ночует обыкновенно народ темный и оголтелый – «босяки»; верх же занимается бывшими привилегированными людьми…

Обитатели верхнего этажа преимущественно «стрелки». Так они и сами себя называют, производя это название от глагола «стрелять», что означает просить или, вернее, выпрашивать.

В «стрелковом клубе» (полуироническое местное название «постоялки») живут бывшие чиновники, пропившиеся актеры, выгнанные со службы офицеры и, наконец, люди самого неопределенного происхождения. Большею частью стрелки обращаются к филантропам не лично, а письменно. На улице порядочный стрелок редко просит (это дело уличных стрелков, попросту нищих), а если и просит, то делает это в оригинальной форме.

– Милостивый государь, говорит он патетическим тоном, на вас енотовая шуба, а я два дня, с позволения сказать, не ел-с. Одолжите полтинник!

Или вдруг обращается к прохожему, как будто сообщая ему нечто весьма курьезное:

– Вообразите себе положение ни копейки денег и ни крошки табаку!

Ну, вообще-то словечко «стрелять» в смысле клянчить, просить и до наших дней дожило. Нет-нет да и услышишь: «Коля, на пивасик не хватает. Иди стрельни мелочи!».

И все-таки «бекасы» в значении папиросы родились не на великой беломорканальской стройке. Версия, хотя и красивая, но неверная. «Бекасы» как окурки появились в русском арго много раньше Беломорканала. Этот жаргонизм заимствован «блатной феней» из языка французских уголовников и клошаров (бродяг, нищих). Встречаем мы его, например, в романе Жозефа Рони-старшего «Улица»: «Они стали больше курить. Выручали их бекасы».

Роман Рони вышел на русском языке в 1912 году, однако русское арго это название окурка стало использовать, скорее всего, не ранее 1923 года. До революции уголовники называли «бекасами» клопов и вшей. Выражение «стрелять бекасов» привнесли в арго, вероятно, представители русского офицерства, дворянства.

«Стрелять бекасов» восходит к английскому «снайпер» (sniper), то есть «стрелок по бекасам» (от snipe – бекас). Слово появилось в период первой мировой войны, когда, собственно, на фронтах и стали использовать снайперов как отдельные боевые единицы, взяв охотничий термин. Бекаса выбрали в качестве «мишени», так как эта мелкая, быстрая птица летит по непредсказуемой траектории и подстрелить ее сложно.

Чтобы внедрить новое значение «бекаса» и выражения с ним в криминальную среду, представителям образованных классов надо было основательно «повариться» в арестантском котле. Однако долгое время они содержались в концлагерях изолированно от уголовников. Перемешивать «бывших» с уркаганами стали только с 1923 года, когда был создан Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН).

Впрочем, «бекасы» в значении папиросы в арго не получили широкого распространения. Разве что сохранились в среде наркоманов. Этот жаргонизм и сейчас приводит словарь языка российских наркоманов Баяна Ширяева в значении «папироса с гашишем».

Сказка про беломорского бычка

С Беломорканалом арестантская молва связывает и широко известный «бычок». С ним, по версии сидельцев, якобы и произошел забавный курьез. Словом «бэ-ка» (БК) обычно называли целую папиросу. Но если поначалу в среде бывших «каналоармейцев» происхождение этого названия было вполне ясно, то через некоторое время и в арестантской среде, и тем более на свободе оно стало звучать достаточно экзотично. Поэтому просьба «дай бэ-ка» или «оставь бэ-ка» на слух воспринималась как «оставь быка». В конце концов, «быком» стали называть целую папиросу «Беломорканал». А «бычком», то есть маленьким «быком», – окурок. О «быке» со временем забыли, а «бычок» сохранился, означая теперь любой окурок, не только «беломорский».

Казалось бы, подтверждение сказанному выше мы вроде бы находим и в записках бывшего зэка Ивана Солоневича «Россия в концлагере». Он вспоминает, как один из уркаганов просит его оставить покурить:

«Оставьте мне, товарищ Солоневич, бычка (окурок) – страсть курить хочется… ».

Или у француза Жака Росси (тоже бывшего гулаговского сидельца) в «Справочнике по ГУЛАГу»: «В уборной ребята нашли обоссанного бычка, забрали его в камеру, там развернули, высушили, добавили немного соломы из тюфяка, по новой свернули и выкурили».

Вот как сегодня кто-то попросит у приятеля докурить? «Оставь бычок». Потому что если в этом случае именительный и винительный падежи совпадают, речь идет о неодушевленном предмете, если не совпадают – о живом существе (помните: «ловили раков», но – «ели раки»). То есть во времена, описанные Солоневичем и Росси (1930-е годы), связь бычка и быка вроде бы являлась достаточно очевидной и отражалась в языке. Кстати, отметим, что Солоневич в скобках поясняет читателю смысл слова «бычок» – окурок. То есть к началу 1930-х годов большинству россиян жаргонное значение «бычка» было неведомо.

Казалось бы, все логично. Но увы, и тут мы имеем дело с «народной этимологией». На самом деле «бычок» в значении окурок был известен как минимум с конца XIX – начала XX веков.
 

Так одесский журналист и бытописатель Лазарь Кармен, знаток уличного и портового одесского жаргона, писал в очерке «Поздно» (1901):

«Швабра принимал в сборах Нашатыря деятельное участие. Помогал ему штопать портки, уступил ему свою единственную сорочку, подарил горсть бычков (окурков), перочинный ножик, сам на свой счет купил ему жестяной чайник и осьмушку чаю».

Константин Паустовский в «Повести о жизни» вспоминает 1924 год:

«Я все еще жил в Пушкине и никак не мог устроить свою жизнь более сносно. Каждый месяц у меня дней за десять до получки кончались деньги. На еду еще кое-как хватало, но на папиросы не оставалось ничего. Тогда я совершенно неожиданно открыл простой и бесплатный способ добычи табака. Я выходил в Пушкине к полотну железной дороги и шел вдоль путей, подбирая все окурки и так называемые «бычки», выброшенные пассажирами из окон вагонов».

Интересно, что Паустовский каким-то образом различает обычный окурок и «бычок». Предположение по этому поводу есть, но мы его озвучим, рассказывая о «чинарике».

Пока же зададимся вопросом: ежели одесский «бычок» появился раньше беломорского, откуда же он возник? В обсуждениях на форуме сайта ABBYY lingvo участники высказали предположение, что окурок получил свое жаргонное имя от названия рыбы-«бычка». Во всяком случае, такие примеры существуют в других языках. В греческом слово гопа означает как название рыбы бопс, так и окурок – наверное, потому, что у бопса удлиненное (до 36 см в длину), не сжатое с боков тело. В английском языке слово Bogue, обозначающее ту же самую рыбку, опять же имеет значение «сигарета».

Как раз по имени рыбки бопс в международном морском жаргоне «мореманы» стали называть и окурок. То есть сравнение рыба – окурок минимум с начала 20 века стало международным. Кто первым до него додумался – греки, англичане или одесситы – и кто у кого заимствовал веселое словечко, стопроцентно сказать не берусь.

«Чинарик», он же Моццикони

И уж конечно, говоря об истории жаргонных названий русского окурка, не грех вспомнить одно из его жаргонных названий – «чинАрик». Фактически «бычок» и «чинарик» – близнецы-братья, как сказал бы пролетарский поэт Владимир Маяковский.

У лагерников старой закалки «чинарик» всегда был в большом почете. Если говорить о 1930-х, то даже в большем, чем «бычок». Например, в воспоминаниях «Записки о камере» ростовчанина Владимира Фоменко о пребывании «на Богатяновском централе» в 1937 году постоянно упоминаются именно «чинарики», а не «бычки»:

«Папиросу мы выкурили вместе с моим подхалимом; а часа через три, когда у него вдруг появился чинарик, он не дал мне потянуть – дружба кончилась».

А вот у Варлама Шаламова в рассказе «Тайга золотая», действие которого происходит в более позднем ГУЛАГе, оба слова уже равноправны:

«Просыпаюсь от запаха дыма. Где-то вверху, в воровском царстве, курят. Кто-то слез с махорочной цигаркой вниз, и острый сладкий запах дыма разбудил всех внизу.

И снова шепот:

– В райкоме у нас, в Северном, этих окурков, боже мой, боже мой! Тетя Поля, уборщица, все ругалась, подметать не успевала. А я и не понимал тогда, что такое табачный окурок, чинарик, бычок».

Кстати, недавно в «Живом Журнале» мне встретилось остроумное указание на то, чем «чинарик» отличается от «бычка». Пользователь под ником  radio_weiss пишет:

«Чинарик – это дымящийся окурок сигареты. Отсюда «дай добить чинарик». Бычок – это затушенный окурок, ср. «забычковать». И хватит уже путать эти два понятия».

На самом деле различие это надуманное, что видно хотя бы по приведенному отрывку из Шаламова.

Да и вообще, история у «чинарика» побогаче будет. Корни этого слова мы находим в языке шпаны и босяков еще до революции (хотя первое литературно закрепленное упоминание, которое я разыскал, относится к 1920-м годам). Окурки значительного размера, которыми можно было еще несколько раз хорошо затянуться, голодранцы называли иронически «чиновниками» – вид у них был такой же презентабельный, как и у их хозяев. Вспомним «Республику ШКИД» Леонида Пантелеева и Григория Белых:

«Заика Гога, заядлый курильщик, страдавший больше всех от недостатка курева и собиравший на улице «чиновников», был доволен больше всех».

Итак, «чиновником» называли именно окурок, а не дымящуюся сигарету (папиросу). Форму «чиновник» в значении «окурок» отмечает и словарь жаргона преступников «Блатная музыка» (1927). Но к этому времени босяки называли окурок уже и «чинуша», а потом – «чинаш»:

«Крохоборы разбирали мерзлые «чинаши», тщательно отдирая бумагу от табака и распределяя по сортам» («Республика ШКИД»).

Через определенное время «чинаш» превратился в «чинарь». Это отмечает тот же Фоменко в мемуарной прозе, относящейся к 1937 году:

«Припадочность выгодна. Жульман знает, что после припадка его уложат, тесня друг друга еще больше, а он будет вальяжно раскидывать руки-ноги, получать чинари…».

А от «чинаря» до «чинарика» – рукой подать. Но каким образом «чиновник» стал «чинариком»? Можно определенно утверждать, что метаморфоза произошла на Юге России. «Чинарь» в южных русских говорах – это бук. Почему так произошло, понять непросто, поскольку в литературном языке «чинар», «чинара» – это  платан (из турецкого сinar). Но факт остается фактом: и на Дону, и на Кубани «чинарем» называют именно бук и его древесину. Так, в «Словаре русских донских говоров» читаем:

«Чинарь (щинарь) – древесина, идущая на изготовление бочек.  Щинарем называли различный лес на бощки – дуб, бук».

Изменение «ч» на «щ», в частности, характерно для станицы Багаевской. От «чинаря» возникл «чинарик». Так называют, например, грибы-вешенки:

«В южных районах обитает светло-охристая форма вешенки легочной, растущая преимущественно на буке. На Северном Кавказе она широко известна населению как съедобный гриб под названием чинарик…».

«И мы перешли на охоту на вешенок. Они лепятся на пень или засохшее дерево, видны издали. Вешенки, или как их называют на Кавказе, – чинарики, взошли дружно».

«Чинариком» на Юге обозначают также буковые орешки, известные также как «цареградские орехи»:

«Буковые орешки «чинарики» содержат много масла, заменяющего прованское» ((Ю. Ефремов. «Тропами горного Черноморья»).

Итак, общероссийское «чинаш» на Юге перешло в более привычную здешнему уху форму «чинарь», а затем и в «чинарик» (маленький окурок). Что неудивительно: сходство в том, что вешенки собирают на земле, как и окурки. То же самое можно сказать и о буковых орешках: они сидят по четыре «брата» в коробочках, при высыхании которых высыпаются на подстилку из листвы. Здесь их охотно поедают кабаны, косули и прочие обитатели леса. Так сказать, «собирают чинарики».

Помимо окурка, «чинариком» стали называть никчемного, жалкого человека – прислужника, бродяжку, мальчика на побегушках. Такое значение вполне объяснимо, если его выводить из чинарика как окурка. Человека сравнивают с окурком по ничтожности своей: окурок – «недосигарета», чинарик-«шестерка» – недочеловек.

А в Лесосибирске Красноярского края, как сообщил один из участников форума на сайте ABBY Lingvo, слово «чинарик» употребляется в значении: бутылка водки объемом не более 300 мл, а также мелкая монета, корзинка из бересты (тоже, надо понимать, небольшая). То есть общий смысловой стержень: что-то небольшое, незначительное. Скорее всего, форму «чинарик» завезли сюда лагерники из южных краев, а затем она расползлась по всей России-матушке.

Любопытно, что в области подобного словотворчества русский язык не является уникальным. Так, с окурком сравнивают людей, опустившихся на дно жизни, и в других странах. Например, в Италии. Луиджи Малерба даже написал литературную сказку «Моццикони», что в переводе как раз и значит окурок. В ней повествуется о бродяжке-философе и его приключениях:

«Друзей у Моццикони не было — а все потому, что у него не было даже имени. Моццикони-окурок, и только! А с одной такой фамилией не больно-то заведешь друзей».

В этой же сказочной повести мы встречаемся и с уменьшительным производным от Моццикони:

«Чем дружить с такими людьми, лучше поискать себе друга среди зверей. Разве плохо, скажем, стать другом вон той бродячей собаки с белой шерстью? Правда, от грязи и копоти она стала совсем черной…

«Вот кто будет мне верным другом», — подумал Моццикони.

– Меня зовут Моццикони, а тебя?

– Моццикетти-окурочек, — ответила собака».

Да, психология людская работает по одним правилам, будь ты хоть чинарик, хоть Моццикони… К слову сказать, это видно и по новейшему смыслообразованию. Так, сегодня нередко слово «чинарики» используется для обозначения китайцев – от «чина» (искаженное англ. «чайна» – Китай). В юмористическом «Бестолковом словаре» встречаем:

«Чинарик – 1. мелкий чиновник. 2. маленький китаец». Уже давно низкорослых по преимуществу жителей Поднебесной кличут «чинариками». Вот лишь пара примеров:

«В последнее время появилась новая тенденция, чинарики (китайцы) скупают акции всех местных предприятий, предлагая несусветные деньги».

«Чинарики нигде не ассимилируются, а вытесняют коренное население».

И чтобы уж совсем закрыть тему жалких людишек-«чинариков», обратимся к юмористической газете «Красная бурда» от 27 августа 2004 года. Здесь в публикации «Угадай свой темперамент» сообщается, что ученые создали новую классификацию характеров человека, и приводятся некоторые наиболее замечательные типы: нахалерик (ярко выраженный лидер, правда, иногда с синяками на лице»), сальерик («очень желчный, ядовитый человек»), жирик («веселый, энергичный, душа любой партии, всеобщий любимец, естественные антагонисты жирика – гайдарики и чубайсики») и так далее. В этой классификации мы находим и нашего старого знакомого:

«ЧИНАРИК – человек, начисто лишенный инициативы. Не придумывая ничего нового, предпочитает доделывать начатое другими – доедать, допивать, докуривать, доканывать. При этом быстро загорается, но и быстро остывает. В коллективе его все гасят. Человека с характером чинарика можно опустить с головой в урну, и он даже слова не скажет».

Кстати, что любопытно – если в давние времена «чиновниками» называли «солидные окурки, теперь дело обстоит наоборот: мелкотравчатых чиновников называют «чинарями». Вот несколько примеров из интернета:

«Чинарь, в отличие от настоящего бизнесмена, не самодостаточен. Поэтому без дополнительных расходов на поддержание имиджа в своей среде ему никак».

«Общество расколото. Единство только у чинарей насчет поворовать и почваниться».

Вот так замечательное слово «чинарик» расширяет ареал своего бытования.

Но раз уж мы коснулись темы окурков, нельзя пройти мимо еще двух жаргонных названий – «охнарик» и «хабарик». Скорее всего, и то, и другое появились по созвучию с «чинариком».

«Хабариком» называют окурок на питерском жаргоне (или, если угодно, в просторечии). Так, на форуме ABBY Lingvo один из участников пишет:

«Статус этого слова для Петербурга я бы определил скорее как разговорное сниженное, чем жаргонное, поскольку хабарик в петербургской прессе попадается и в достаточно нейтральных контекстах». Далее приводятся примеры из питерских средств массовой информации:

«Как многие, люблю запах табачного дыма и почти не выношу кисловатую вонь хабариков» (Петербургский Час пик; 21.10.2003).

«Покатился незатушенный хабарик с шоссе на обочину, занялась травка…» (Невское время; 13.04.2002).

Исследователь также отмечает, что в текстах СМИ других регионов часто подчеркивается отличие «хабарика» от других широко известных названий окурков – бычка и чинарика. Например:

«Не стоит… бросать на столичные улицы бычки, а на питерские — хабарики» (Московский комсомолец; 25.05.2002).

С происхождением «хабарика» все более или менее ясно. Скорее всего, слово происходит от старого русского слова «хабар» – выгода, прибыль, взятка, которое предположительно восходит к турецкому «хабар» в значении «награда вестнику». Также в значениях – гостинец, угощенье; счастье, удача, лафа (все эти значения отмечены в словаре Владимира Даля). В уголовном русском жаргоне хабар означал барыш от награбленного, долю украденной добычи, позже в сталинских лагерях – определенную часть заработка или посылки, которую «мужик» отстегивал «блатным». Уменьшительное «хабарик» иронически включает в себя и добычу, и удачу, и прибыль. Но, разумеется, возникло непосредственно как вариант «чинарика», что совершенно очевидно, исходя из основного нынешнего значения.

С «охнАриком» не все ясно. Можно даже сказать, все неясно. То есть очевидно, что слово появилось в блатной речи позже своего «чиновного» собрата и по созвучию с ним. В активной жаргонной лексике оно существует и до сих пор; в наркоманском словаре Баяна Ширянова охнарик трактуется как «окурок с гашишем» (разумеется, в данном смысле имеется в виду окурок папиросы, а не сигареты). В других словарях указывается – окурок с марихуаной. В принципе, что в лоб, что по лбу. Возможно, здесь сказалось жаргонное «нарик» – наркоман.

Кстати, я нашел и употребление слова «охнарик» не в значении окурок, а в смысле – мелочь пузатая, незначащий человек. Опять же в «Живом Журнале», в блоге пользователя diana_janzen. Автор повествует о том, как ее дядька служил в армии, где солдаты, проходившие срочную службу в погранвойсках, свысока смотрели на всех, у кого на погонах не стояло «ПВ». Другими словами, «охнарики» – людишки, не заслуживающие внимания. Но это ровным счетом не проясняет, откуда слово появилось.

Этимология «охнарика» темна, аки вода во облацех. Возможно, это искаженное диалектное «оханник» – бездельник, симулянт: «Это ведомый оханник, как на работу, так у него и кол в боку!» (В. Даль. «Толковый словарь»). Но более точно пока ничего не известно. Ясно, впрочем, что «охнарик», как и «хабарик», – одно из самых «молодых» жаргонных наименований окурка. В мемуарной лагерной литературе, относящейся хотя бы ко временам ГУЛАГа, они не встречаются.



Воспоем же, братия, славу великому «чинарику» – древнейшему из древних российских окурков...