Валентинки летят над нашей зоной…

Неприятно писать об этом в праздник, но не всем женщинам везет в любви. И вопрос, чем я хуже Людки, разрушил немало светлых женских умов. 

Пока образованные и богатые дамы «перебирают харчами», разочарованная девушка, считающая себе «неудачницей», выстраивает простую схему. В жизни есть мужчины богатые и везучие, и они ищут себе подобных. Какая бы красотка ты ни была, на серьезные отношения с такими мужиками даже не рассчитывай, подсказывают несознательной барышне разочарования прошлого. Опять, думает она, все будет, как в прошлый раз: поматросил и бросил.
 



Но где же искать таких несчастных? Конечно, за решеткой и за «колючкой»! Среди сидельцев и арестантиков. Они уж точно любовью обделены и жаждут слиться в страстных объятиях с дамой сердца.

К сожалению, это не ирония, не шутка, не издевательство. Таких девиц и жонок в России – пруд пруди. И сталкиваться с этим лично мне приходилось не раз и не десять. Особенно за Уралом – в Сибири, на Дальнем Востоке, на Колыме. Может, кто не поверит, но там есть села, где все женское население убеждено: выходить замуж можно только за того, кто отмотал срок (и чем больше, тем лучше). Для таких деревенских девиц парень, который ни разу не был в тюрьме или колонии, – либо хворый, либо трусливый, либо дурной на всю голову. А все согласно тамошней поговорке: «Кто в тюрьме не бывал, тот жизни не видал».

Но зауральские просторы понять еще как-то можно: традиции здесь сильны – и каторжанские, и гулаговские, и пересыльные. Да-да, именно традиции, особенно после ГУЛАГа, когда большинству освобожденных путь на Большую Землю, в центральную Россию был закрыт, и они вынуждены были оседать недалеко от своих лагерей как «вольняшки». 

От большинства таких мужчин и женщин семьи давно отказались, а жить одному, особенно на Севере, тяжко. До 1947 года, когда зоны разделились жестко на женские и мужские, часть семей возникала в результате «лагерной любви»; после 1947-го вовсю действовала так называемая «ярмарка невест». Тут уже присматривались друг к дружке «вольняшки» (это называлось «обменяться мнением»). Странные это были семейства: мама – кандидат философии, папа – ростовский домушник... 



Как рассказывала бывшая лагерница Евгения Гинзбург, ее подруга тоже не постеснялась «мезальянса»: «Да, он говорит «моё фамилиё»... А я кончила иняз по скандинавским языкам. Только кому они теперь нужны! Хочу свою хату и свою печку. И своих детей...».

ГУЛАГ и Север – это, как говорится, особая статья. В те времена подобный «обмен мнениями» можно было понять и принять. Кстати, из мезальянсов типа жена расстрелянного командарма и водовоз Мыкола получались нередко крепкие семьи, где супруги души друг в друге не чаяли. Живем-то не с должностями и титулами, а с конкретными людьми. 

Так что традиция поисков мужа в зонах и тюрьмах – не веяние нынешнего времени. У женщин, интересующихся ЗК, есть даже специальное название – «заочницы». Именно так называют арестанты незнакомых женщин, с которыми ведут «амурную» переписку. В сети сейчас немало сайтов и форумов знакомств девушек с осужденными, так что и голову ломать не надо, не то что в олдскульные сталинские времена. 

Читаешь – просто душа рыдает! Столько нежности, сочувствия, нерастраченной ласки к «невинно томящимся в неволе». Правда, тут же – десятки рассказов обманутых «заох» (как называют «заочниц» на жаргоне), которыми «страдальцы» попользовались, а затем отшвырнули крепким пинком. 

Знатокам тюремной жизни отлично известно: из переписки «заочниц» и «несчастненьких» редко выходит что-либо путное. У собеседников (кстати, сейчас общаться можно по мобильному, не выходя из «хаты») чаще всего разные цели. Женщине нужен надежный мужчина, муж. Особенно много таких «заох» в селах, поселках, небольших городках, где «сильный пол» спивается, работы нет, ехать некуда и не за что... 



А в «запроволочном мире» – интерес другой. «Заочница» – это посылки, бандероли, свиданки с сопутствующим сексом. Но одна беда: мало кто из арестантов владеет «красотами слога». В зоне собираются люди сугубо прозаические: «щипачи», «домушники», «медвежатники», нынче особенно часты обдолбанные «наркоши», которые двух слов без мата не свяжут. А ведь женщина, она красивости любит. Оттого за «колючкой» особо ценится поэтический дар. И появляются на свет «болванки» стихотворных обращений к таинственным незнакомкам. Не ломай голову, бери и переписывай! 

Вот одно из старейших обращений, не потерявшее своей прелести:

Пишу тебе с тех мест, где нет невест,
Где звезды не достать руками, 
Где девушек считают за богинь
И видят только на телеэкране.

Если «заочнице» не совсем понятно, о каких «местах» речь, можно прямо:

Не бойся, девчонка, что я – заключенный:
Я просто случайно нарушил закон.
Я только на время свободы лишенный,
Но чувств человеческих я не лишен!



И это цветочки. Как-то в Азовской воспитательной колонии для малолеток цензор изъял сразу около сотни писем от нескольких десятков малолетних преступников! Все они содержали одно и то же «страдание»:

Здравствуй, незнакомка дорогая!
Я прошу минуту уделить. 
И не рви письмо ты, не читая,
Ведь его нетрудно позабыть.

Прости меня за явное вторженье,
Прости меня, что я пишу тебе.
И твой ответ не будет униженьем,
Ты не смотри на то, что я в тюрьме.

Так слушай, Люба, милое созданье,
Прошу тебя на это не серчать, 
Я так надеюсь на твое вниманье,
На письма, Люба, надо отвечать.

А переписка – может, это чаша,
Начало первой и большой любви.
Спроси у сердца, и оно подскажет.
Ты по его совету поступи.

Письма отличались именами: вместо Любы шли Маши, Насти, Вали, Пелагеи. Впрочем, встречал я и прозаических мастеров. Шекспир отдыхает. Вот один из образчиков: «Милая незнакомка, вы меня не знаете, но я уверен, это не помешает нашей большой любви. Даже сквозь расстояние чувствую я ваше горячее дыхание, ощущаю сладость влажных губ, вижу, как сквозь тонкий шелк легкой блузки просвечивают задорные коричневые соски, острые и твердые настолько, что капля, упав на них, разлетается на тысячу мелких брызг, и одна из этих брызг освежает мне душу в тяжелой неволе, куда попал я совершенно безвинно, по воле злого рока, и к этим вашим соскам мне хочется припасть, как путнику в безводной пустыне», и т.д. и т.п. 

Представьте себе, и на эту похабень ведутся! А вообще мастера художественного слова «по ту сторону шлюза» встречаются отменные. Один из «бывших» рассказал забавную историю. Был у них на зоне страшенный тип по кличке Чебурашка. Маленький, ушастый, глаза навыкате, ноздри навыворот, оттуда волосья черные торчат. Но «плаха» чая и блок сигарет сделали свое дело. Зоновский сочинитель скинул «заохе» фотку какого-то Алена Делона и накатал несколько душевных стенаний. Ну, та и прикатила на свиданку. Как увидела существо – ужаснулась и в крик: «Уведите меня отсюда! Срочно!». А Чебурашка вслед жалостливо: «Сумари-то хоть оставь!». Ну, дрогнула женская душа. Жратвой сиделец разжился...



Вот так оно и идет. «Заохам» – лапшу на розовые ушки, а женщины простодушно едут на свиданки, прут баулы с продуктами, высылают деньги, ждут у ворот колонии. Вот этих особенно жалко. Ведь арестанты нередко имеют по несколько «виртуальных подруг». Запас кармана не протрет. 

Такие донжуаны находят себе оправдание. Бывшему зэку, даже если он захочет с прошлым порвать, устроиться на работу почти невозможно. Некоторые «бывшие» – и неплохие, в общем-то, парни. Но одно дело – зона, другое – воля. Вот вам случай (все они – реальные!). Переписывался арестант с «заочницей» из села, была она старше него лет на восемь, на вид тоже. Как говорится, с лица воду не пить. Приехал к ней после освобождения. Жили вместе несколько месяцев, вроде ничего. А потом поехал он в родной город паспорт получать. Встретил одноклассницу-разведенку, деваха видная – ну и закрутилось... Женились, семью завели. Написал парнишка бывшей «заохе» – раз, два (объясниться хотел). Та не отвечает. Тогда он лично в село прикатил. И узнал, что женщина еще после первого письма скончалась от сердечного приступа. 

Был вообще удивительный случай, когда подследственный в ростовском Богатяновском централе влюбился в надзирательницу. Ей пришлось увольняться, переходить на другую работу. Но дождалась милого. Дальше – честным пирком да за свадебку. Двоих детей родили, а все равно семья раскололась. Не сошлись характерами, потому что характер после зоны у человека сильно изменился. Жена долго пыталась с этим мириться, а муж воспринял ее попытки как «вертухайские штучки». 



Тюрьма, увы, никого не делает лучше. Человек там привыкает к другой жизни. Его выбивают, выводят из себя бытовые сложности, неприятности, проблемы. Мировоззрение, система ценностей, отношение к происходящему на воле у него совсем иное. И какой бы прекрасной ни была его новая женщина, однажды вновь появляются прежние друзья, с которыми легче, привычнее. И человек ломается. 

Какие бы валентинки ни летали над зоной, приземляются они в одни и те же жизненные обстоятельства. Верить и надеяться все равно надо, только неплохо бы помнить, что вера и глупость – не одно и то же.